Книга Ангелы Эванжелины - Алеся Лис

В глазах Сиселии мелькает испуг, но она довольно таки быстро берет себя в руки.

— Я учила детей не в одной семье, и все были довольны результатами моей работы.

— Посмотрим, — цежу сквозь зубы, продолжая укачивать малыша, и кидаю ободряющий взгляд на Сета.

Няня в ту же секунду полностью сбрасывает с себя облик воспитанной и скромной девушки и превращается в злобную мегеру.

— Ты не посмеешь, — скрежещет она зубами, аки ведьма.

— Еще как посмею, — с вызовом произношу в ответ. — И Сет прямо сейчас побежит звать папу, чтоб мы сразу же во всем разобрались.

Вот тогда Сиселия вообще съезжает с катушек и, не смотря на ребенка у меня на руках, с диким воплем кидается ко мне в попытке вырвать волосы.

Мне моя шевелюра, несомненно, дорога, но в сей момент я думаю о том, что она может навредить Гленну, и в последнюю минуту успеваю развернуться к этой сумасшедшей спиной, закрывая малыша собой.

Может, она и сумела бы выдрать мне клок волос, может быть, и лицо успела бы расцарапать, да только у меня внезапно появляется защитник, который повисает на руке девушки, мешая ей совершить задуманное. Непонятно как оказавшийся возле нее, Сет еще и вцепляется зубами в предплечье няни. Это приводит Сиселию в себя и, стряхнув мальчика, она останавливается, с изумлением глядя на нас.

— Что? Что это? — растерянно рассматривает она свои скрюченные пальцы и испуганных ребят.

А пока она застывает, ошеломленно открыв рот и подняв перед собой руки, я, не теряя времени, отбегаю подальше.

— Эва, — пищит у меня на руках Гленн. — Эва, бойит! Мне бойно!

Заглядываю в побледневшее личико ребенка, в наполненные слезами глаза. Неужели я настолько тесно прижала его к себе?

Между тем ручки мальчика перестают обнимать меня за шею и безвольно обвисают, а глазки закатываются. Он почти теряет сознание.

— Сет! Сет! Беги за Риганом! — испуганно кричу, ощущая, как маленькое тельце в моих руках начинает биться в конвульсиях.

— А я за лэрдом Эмереем, — сипло выдает Сиселия и, не дожидаясь моего кивка, выскакивает из комнаты.

Минуты, пока к нам мчится доктор, кажутся мне вечностью.

Мысли о том, что я не в силах помочь этому маленькому человечку, не могу облегчить его страданий, рвут на части душу. Все, что у меня получается, это сделать так, чтоб он себе не навредил, и не стало еще хуже.

Когда в дверь залетает доктор Эшли, я едва не падаю от облегчения. Он выхватывает у меня малыша, укладывает на детскую кроватку и принимается проводить какие-то свои манипуляции. Гленн понемногу затихает, его перестает трясти и он, глубоко вздохнув, прикрывает глаза, проваливаясь в сон. Риган продолжает держать маленькую детскую ручку в одной своей ладони, а другой накрывает лоб Гленна. Видимо это и есть та самая процедура передачи энергии, о которой упоминала Зоуи. В сей момент и появляется Теодор.

Первым делом мужчина убеждается, что с сыном уже все в порядке, и его жизни ничто не угрожает, а затем, пылая гневом, поворачивается ко мне.

— Что ты с ним сделала? — рычит он. На его побледневшем лице играют желваки, а руки стиснуты в кулаки до побелевших костяшек.

Отступаю назад, мотая головой, пока не натыкаюсь спиной на стену. В эту минуту у меня не получается даже звука выдавить из себя, чтобы хоть как-то оправдаться. Ноги подкашиваются, а сердце выпрыгивает из груди. Крепко зажмуриваю веки, ни в силах смотреть в пылающие холодной яростью глаза Теодора.

— Папа! Пап! — до меня доносится настойчивый голос Сета. — Это не она! Это Сиселия!

Давящее чувство пропадает, и я медленно приподнимаю ресницы.

— Сиселия? — удивленно переспрашивает Теодор. — Сет, это точно?

— Точнее не бывает — мальчик хмурится точ-в-точ как Теодор, и подкрепляет свои слова утвердительным кивком.

— Сет… — качает головой граф, еще не полностью поверив словам сына

— Пап… — мой защитник непоколебим, аки скала.

Они сейчас так похожи, словно две капли воды. Невзирая ни на что любуюсь обоими мужчинами, большим и маленьким, ощущая непонятную гордость и удовлетворение, словно они мои, оба мои.

— Леди Сиселия, повторите еще раз, будьте добры, вашу историю, — наконец поворачивается уже к ней Теодор, и дарит точно такой же давящий взгляд, коим награждал перед этим меня.

Замершая возле двери и полностью слившаяся со стеной няня нервно сглатывает и бледнеет еще больше.

— Леди Эванжелина схватила ребенка на руки, и после этого ему стало плохо, — выдавливает она из себя.

— А вы не хотите рассказать, что было до этого? — огрызаюсь я, начав, наконец, защищаться. — Почему, например, этот самый ребенок сидел напуганный под столом? Почему вас укусил Сет? И почему я вообще заглянула в детскую?

Сиселия молчит, я нервно дышу, снова распаляясь от гнева.

— Лэрд Эмерей, я не знаю, как вы относитесь к запугиванию и угрозам, — с нажимом произношу, смотря с упреком не только на Сиселию, но и на Теодора. — Но именно этим и занималась ваша няня, когда я забежала в комнату. Остальное, думаю, вам и Сет может рассказать, а меня прошу извинить…

С этими словами я, гордо задрав голову, выхожу, кинув на сжавшуюся в уголке девушку не слишком дружелюбный взгляд. Пускай сами разбираются. Я все. Бобик сдох. Держусь из последних сил, чтоб не зареветь.

— Эва, — окликает меня Теодор.

Моя спина вздрагивает, и мне стоит огромных усилий, чтобы не оглянутся. Скидываю с себя наваждение и твердо нажимаю на ручку. Мне кажется, что Эмерей хочет кинуться за мной вдогонку, но…

— Па, — тихий голос очнувшегося Гленна останавливает его порыв, и мужчина оборачивается к малышу, опускаясь на колени возле его кровати.

А я закрываю дверь за спиной, словно отрезая себя от всех остальных. На секунду, на миг мне показалось, что я часть их семьи. Но это был самообман. Глупая фантазия. Я всегда буду чужой. И хоть мне казалось, что между мной и Теодором что-то изменилось после разговора, но этот случай ясно дал понять, как я ошибалась.

В первую очередь, что бы не случилось, этот мужчина будет винить меня, и лишь потом разбираться кто прав, а кто виноват. И даже если обвинения и не будут озвучены, то в душе он всегда будет меня подозревать. Может несознательно, может нехотя, но будет. И от этого хочется плакать, и больно так, что, кажется, будто сердце вот-вот разорвется пополам.

Глава 18

Рассерженно вытираю одинокую скатившуюся по щеке слезу и беру себя в руки. Минутная слабость, на то она и минутная, а строить воздушные замки не в моем характере. И хоть я сделала огромную ошибку, привязавшись к мальчикам и их папе, но теперь уже ничего не поделаешь. Прошлое, к сожалению, не изменить и сердцу не прикажешь, а вести себя достойно надобно в любом случае.