Книга Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования - Виталий Глущенко

Понятно, что первое звено здесь характеризует стартовые условия, которые способствовали началу дивергенции; второе звено – условия, в которых протекала собственно дивергенция и которые определяли ее характер; третье звено – суггестия – завершение дивергенции: закрепление нового свойства у части популяции прежде единого вида как видообразующего и тем самым – образование нового вида. Но, поскольку генезис развертывался не только диахронически, но и синхронически, постольку в ходе метаморфоза среднее звено не могло не претерпеть свой собственный внутренний метаморфоз, который нам предстоит раскрыть.

В ходе процесса дивергенции в конце верхнего палеолита происходило расселение людей по поверхности Земли. За каких-то 15–20 тыс. лет ранние неоантропы заселили почти всю пригодную к обитанию сушу, причем самые древние их популяции оказались на наиболее удаленных от африканского центра видообразования ее участках: в Австралии, на островах Океании, в Америке.

«По сравнению с темпами расселения любого другого животного вида на земле эта дисперсия человечества по своей быстроте может быть уподоблена взрыву, буре. Сила ее была так велика, что за этот с биологической точки зрения кратчайший миг люди преодолели такие расстояния, такие экологические перепады, такие водные и прочие препятствия, каких ни один животный вид вообще никогда не мог преодолеть. Людей раскидало по планете нечто специфически человеческое»171.

Расселение не всегда происходило из менее благоприятных условий среды обитания – в более благоприятные, часто наоборот. Людям «не стало “тесно” в хозяйственном смысле, ибо их общая численность тогда была невелика», «но им стало, несомненно, тесно в смысле трудности сосуществования с себе подобными»172. Здесь перед нами типичный пример контринтердиктивной формы «специфически человеческого» поведения, причем независимо от того – бежали люди от соседства с палеоантропами или другими людьми. Чужого ощущаешь позвоночником. Его присутствие в среде, которую привык воспринимать продолжением себя самого, на бессознательном уровне тормозит нормальную деятельность: как минимум – отвлекает, как максимум – «нервирует», т. е. вызывает невротическое состояние. На какое-то время, если встреча неожиданна, можно «потеряться» или даже «обмереть». Это проявления действия интердикции. Современному взрослому человеку с развитым речевым аппаратом и соответствующими психическими возможностями выйти из такого состояния сравнительно просто: достаточно завязать с незнакомцем разговор, как оно отступит. Неговорящему первобытному человеку, если только интердикция не была для него настолько мощной что вводила его в кататонический ступор, или когда ступор отступал, оставалось бежать в паническом ужасе. Это бегство не имеет ничего общего с пассивно-оборонительным рефлексом животных (хотя мы и сравниваем вызвавший его ужас с «животным»), а является первой формой контринтердиктивной реакции.

Однако раньше или позже возможности для бегства иссякали в силу простых географических причин, и все новые волны мигрантов начинали наслаиваться на предыдущие. Теперь соседей было не избежать и приходилось как-то с ними взаимодействовать. С этого времени «люди возвращаются к людям», начинается второй, обратный вал перемещений и вместе с ним – история человечества173. Здесь кончается палеолит, и начинается мезолит. Эйдетически точные отпечатки в наскальных изображениях сменяются все более условными, символическими изображениями людей и животных, переходящими в пиктограммы, и это может служить безошибочным свидетельством знакового общения, а следовательно и появления речи – тогда еще с абсолютно превалирующей суггестивной функцией. Поведение неоантропов становится человеческим поведение – в той мере, в какой оно подчинено суггестивной функции и тем самым – ритуализировано. Ритуал, как станет ясно ниже, следует признать первой формой социального поведения. Но в отношении «чужих», – не понимающих языка и не участвующих в ритуале, – поведение социальным являться еще не может и остается контринтердиктивным. Однако при этом изменяется превалирующая форма контринтердикции: теперь от «чужого» все чаще уже не бегут – вместо этого его убивают.

Функционально такое убийство, совершаемое в состоянии аффекта, ничем не отличается от панического бегства, – оно точно так же «запрещает запрещать», – меняется лишь направленность реакции. Археологические находки застрявших в человеческих костях обломков каменных наконечников свидетельствуют о резком внезапном росте вооруженного насилия, начиная как раз с того времени, когда по расчетам Поршнева первый вал расселения человечества сменился вторым – обратным, т. е. около 15 тыс. лет назад174.

Однако мы несколько забежали вперед. Изменение направленности контринтердиктивной реакции, связанное с движением обратного вала расселения человечества, как мы уже знаем, отмечает конец дивергенции и начало собственно истории человека, а вместе с тем – появление суггестии. Отношения дивергенции были перенесены внутрь человечества и полностью не изжиты до сих пор, проявляя себя в виде ксенофобии самых разнообразных форм и оттенков. Уже только поэтому их исследование имеет огромное значение для социальной философии. Чтобы оценить его в полной мере, нам следует остановиться на этих отношениях подробнее, а для этого сперва подытожим то, что мы уже знаем, не забывая, что гипотеза – тоже форма научного знания.

Итак, мы полагаем, что предковый вид человека – прямоходящий примат палеоантроп в ходе эволюции виртуозно освоил интердикцию. Залогом получения от природы уникальных возможностей ему послужила характерная для семейства прямоходящих приматов Troglodytidae экологическая ниша облигатного некрофага – сборщика трупов крупных животных. Введение этого условия позволяет объяснить, почему другие животные его не пугались. Пользуясь интердикцией, палеоантроп вступал в симбиотические отношения с отдельными особями хищников, присваивая часть их добычи, или со стадами травоядных, утилизируя неизбежно появляющуюся в районах их скопления падаль и опережая в этом других некрофагов. Для пробивания шкур, разделки туш и разбивания костей ради костного мозга троглодитиды использовали экзосоматические рабочие органы – каменные «орудия». Кроме утилитарной функции, их производство имело другую – компенсаторную (аутостимулирующую) функцию, на которую указывает чрезмерная избыточность производства. Имитативно-интердиктивный комплекс, тая в себе потенциальную опасность для популяции, требовал системы противовесов, включающей, помимо особой формы стадности, систематическую практику аутостимуляций, следы которой нам являют скопления никогда не использованных каменных «орудий» в местах стоянок и сотни нефункциональных «чаш», выбитых в стенах пещер.