Книга Охота на миллиардера - Надежда Мельникова



Глава 24

Я жмурюсь от тяжести и боли, не могу пошевелиться из-за навалившегося на мою спину тела. Глаза щиплет от слез. Мне душно и обидно от несправедливости, противно от чужих, врывающихся в мое личное пространство запахов. В момент, когда отчаянье достигает своего пика, когда в ушах из-за психоза начинает дико звенеть, а руки немеют от бесконечных попыток выкарабкаться, и когда кажется, что меня уже никто и ничто не спасёт, я слышу звук похожий на щелчок кнута. Последний раз я слышала нечто подобное в цирке. Еще щелчок, свист ветра и визг, не мой, чужой, напоминающий поросячий. Туша на мне вскрикивает, с грохотом скатываясь с кровати.

— Так не пойдет! — возмущается тот, что все еще на постели, и тычет мне в лицо своим вялым маленьким членом.

— Так определенно не пойдет! — визжит с пола второй.

А я, вместо того, чтобы вскочить и бежать отсюда подальше, плачу, вцепившись зубами в чужую, стального цвета простынь. Щелчки продолжаются, разрывая клочьями воздух. Гонимые паникой, толстяки собирают свою одежду и истерично мечутся по комнате, сталкиваясь друг с другом.

— Руслан, ты не прав!

— Руслан, наш договор больше не в силе.

— Никакого договора, Руслан!

— Пошли вон! — шипит до боли знакомый голос.

— Ты у нас дома, Руслан!

— Да, дом наш, а ты гость!

— Ты сдурел, Руслан?

— Ты определенно точно сдурел!

Руслан?! Я знаю только одного Руслана, и он скорее сдохнет, чем придет ко мне на помощь. Или я совсем не разбираюсь в людях? Резко вытираю слезы и оборачиваюсь. И все что было черным, вдруг становится белым.

Голый по пояс, одетый лишь в черные дорогие брюки, Полянский наматывает на руку длинный кожаный ремень, потом разматывает и хлещет им жирные туши моих насильников. Сильные удары летят один за другим. Он не бросается на них в рукопашную, не царское это дело руки марать. Олигарх загоняет извращенцев, как гонят загулявшийся непослушный скот на пастбище. Я настолько впечатлена увиденным, что дышу через раз и, кажется, даже мое сердце на секунду останавливается. Ремень оставляет широкие красные полосы на спинах Акиншиных. Отмерев, начинаю смеяться, настолько жалко и беспомощно выглядят сейчас богачи.

— Верочка, ты дура что ли?

— Да, Верочка, заткнись, это не нормально! — жмется к прикроватной тумбочке туша побольше.

— На выход! — командует мне Полянский.

А я, глянув в черные, затянутые грозовыми тучами глаза, не смею ослушаться.

Разве можно сопротивляться приказам такого мужчины? Я сражена! И даже не тем фактам, что он спас меня, а что пришел сам, а не отправил своих ручных бизонов. Он знал, знал, знал… Он следил, поэтому так странно щурился. Полянский слишком умен и проницателен, его не проведешь, он словно вылеплен из другого теста.

Я не хочу уходить без него, топчусь в коридоре, жду. Мой спаситель, человек, которого еще с утра я старалась так сильно ненавидеть, выходит почти сразу, спину держит прямо, играет желваками, разминая мускулы. Все еще зол, наматывая ремень на сильную, крепкую руку, обвитую толстыми жгутами вен. На его груди блестят капельки пота, дыхание сбилось, волосы слегка взъерошены и, все равно, он божественно прекрасен в своем гневе.

— Акиншины любят трахать баб во все щели одновременно, особый кайф испытывают, если девка не шибко ЗА такое двойное проникновение.

От его слов, я ярко и в красках представляю эту картину, все что ниже пояса тут же тянет фантомной болью.

— Они выбрали тебя, потому что ты на этом сборище впервые, и сидела одна, словно ничья. Они решили, что можно, — Полянский скалит зубы. — Ты, конечно, та еще заноза в заднице, но подобной участи я тебе не желаю. К тому же, — он ухмыляется, осматривая меня, такую дрожащую и перепуганную, — мучить тебя — это моя любимая игра. Пусть ювелирные олухи ищут себе другую игрушку.

Я едва держусь на ногах. Во рту стоит противный комок, и я никак не могу проглотить его. Мне кажется, еще чуть-чуть и стены повалятся на меня, придавив тяжелым грузом.

— Почему Виктор не предупредил меня?

— Виктор спит мертвецким сном, он перебрал виски. И пересмеялся с дочкой газового магната. Если у них все сложится, дочурка будет настаивать на том, чтобы контракты заключались именно с нашей фирмой.

У меня просто голова идет кругом от всего этого безумия.

— Я хочу уехать отсюда. Здесь можно заказать такси или что-то в этом роде?

Полянский слегка замедляет ход.

— Ты отлично улепетывала из моего дома, что тебе мешает найти медвежью тропу здесь?

И не смотря на то, что он спас меня, этот несносный тип проел мне всю печёнку!

— Ладно, разберусь сама, к черту вас всех! — машу рукой, обгоняя его.

— А «спасибо» так и не сказала.

Останавливаюсь. А он ведь прав. Надо решиться на простые слова благодарности, но они никак не хотят вылезать из моего рта.

— В нескольких километрах отсюда расположен мой загородный дом. Он не такой огромный, как этот, но ты сможешь отдохнуть, а утром мой человек отвезет тебя в город.

— Я не хочу быть тебе обязана, Полянский.

Мы останавливаемся. Этот коридор кажется бесконечным. Его глаза загораются уверенностью и озорством.

— Ты уже мне обязана, куртизанка из библиотечного фонда. Этим спасением из лап двух толстых извращенцев, я буду попрекать тебя до глубокой старости.

Я поворачиваюсь к нему. Приятное тепло растекается по телу. Мысль о том, что он планирует со мной общаться и дальше, приятно щекочет внутри. Гад же и хам, а кожу все равно покалывает. А еще бабочки. Откуда они только взялись таким стадом по всему животу? Трепещутся, ласкаясь тонкими крылышками.

Улыбаюсь ему в ответ.

— У хозяина жизни есть юмор, надо же.

— У меня много чего есть, ты даже себе не представляешь, картотечная блудница.

Закатываю глаза. Нервы все еще натянуты. Я все так же трясусь от страха. Отпустить произошедшее сразу не получается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍