Книга Найденыш с погибшей «Цинтии» - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но возникло одно непредвиденное осложнение, которое могло задержать отъезд. Судно так хорошо и тщательно было подготовлено к рейсу, что почти все собранные средства оказались исчерпанными и могло не хватить денег для самой экспедиции. Ведь предстояли значительные траты на покупку угля, неизбежны и другие расходы. Пришлось провести дополнительную подписку для сбора недостающих средств. Подписку объявили второго февраля, а несколькими днями позже в учредительный комитет пришли одновременно два заказных письма, немало взволновавшие его членов.
Первое было от лауреата Ботанического общества господина Маляриуса из Нороэ. В конверте оказался билет в сто крон и просьба учителя принять его на «Аляску» в качестве естествоиспытателя. Во втором — получатели нашли чек на двадцать пять тысяч крон и лаконичную записку: «Аляске» от Тюдора Броуна с условием, что он будет ее пассажиром».
НЕОЖИДАННЫЕ ПАССАЖИРЫ
Просьбу Маляриуса единодушно одобрили, и достойный педагог, чья научная репутация была хорошо известна в Стокгольме, получил должность естествоиспытателя в составе экспедиции. Но условие, выдвинутое Тюдором Броуном, разумеется, доктор Швариенкрона и Бредежор сразу решили отвергнуть, но, когда друзья попытались мотивировать свой отказ, они поняли, что это не так-то просто. И в самом деле, какую вескую причину можно выставить перед учредительным комитетом, чтобы потребовать отклонения столь солидного взноса?
Да, хозяин «Альбатроса», на котором плавал Патрик О'Доноган, принес доктору Швариенкроне свидетельство о смерти своего матроса, а теперь оказалось, что Патрик О'Доноган жив. Но где же тут доказательство злого умысла? Вот о чем справедливо спросит комитет, прежде чем захочет отказаться от суммы, которая может избавить экспедицию от многих затруднений. Тюдору Броуну ничего не стоит доказать комитету, что он не держал и не держит никакой задней мысли, что, кстати, как раз подтверждал его последний поступок. В конце концов, может быть, его самого заинтересовал рассказ врача с «Веги», опубликованный в газете? Если же у англичанина что-то недоброе на уме, то не лучше ли будет не упускать его из виду? Вот почему доктор и Бредежор решили не препятствовать появлению Тюдора Броуна на борту «Аляски». Постепенно их самих охватило желание поближе познакомиться с этим странным субъектом и узнать, для чего ему понадобилось присоединиться к экспедиции. А как это сделать иначе, если не взять его на борт в качестве пассажира?
Маршрут «Аляски», по крайней мере на первом этапе, казался весьма привлекательным. Поэтому доктор Швариенкрона, большой любитель путешествий, попросил разрешения сопровождать экспедицию хотя бы до Южно-Китайского моря, возместив комитету стоимость проезда. Его пример оказался заразительным для Бредежора, давно уже мечтавшего о поездке в края незаходящего солнца. И он в свою очередь попросил предоставить ему каюту на тех же условиях. Никто в Стокгольме не сомневался, что и профессор Гохштедт не отстанет от них — и для удовлетворения своей научной любознательности, и из желания не расставаться с друзьями. Но стокгольмцы ошиблись. Профессор, соблазненный перспективами путешествия, так тщательно взвешивал все «за» и «против», что никак не мог прийти к определенному решению. В конце концов он положился на орлянку, и судьба повелела ему остаться на месте.
Отъезд назначили на десятое февраля. Девятого Эрик ожидал прибытия господина Маляриуса. Как же он обрадовался, когда встретил на вокзале не только учителя, но и матушку Катрину с Вандой, которые приехали, чтобы проводить его в далекий путь! Они было остановились в гостинице, но доктор настоял на их немедленном переселении в его дом, к великому неудовольствию Кайсы, считавшей таких гостей недостаточно светскими.
Ванда стала стройной высокой девушкой, ее красота превзошла все ожидания близких. Она только что выдержала в Бергене экзамены, что позволяло ей получить место преподавательницы в колледже, но предпочла остаться с матерью в Нороэ и заменить господина Маляриуса на время его отсутствия. Приобретя серьезные знания, Ванда не утратила своей обычной простоты, сдержанности и мягкости, придававших ей какое-то особое очарование. Необычное впечатление производила эта красивая девушка в живописном норвежском наряде, когда она спокойно и неторопливо рассуждала на серьезные темы или с незаурядным мастерством играла на рояле сонату Бетховена! Но самым притягательным в ней казалось врожденное изящество и отсутствие всякой жеманности. Она не старалась привлечь к себе внимание и задумывалась о своих достоинствах не больше, чем о деревенских башмаках, которые были у нее на ногах. Красота Ванды пленяла подобно красоте дикого цветка, перенесенного с берега фьорда и выращенного старым учителем в маленьком саду позади школы.
Вечером в гостиной у доктора в тесном дружеском кругу собралась вся приемная семья Эрика. Бредежор и доктор доигрывали с профессором Гохштедтом последнюю партию в вист. И тогда неожиданно обнаружили, что и господин Маляриус весьма искушен в этой «благородной игре». Его внезапно открывшийся талант обещал скрасить часы досуга на борту «Аляски». Но, к несчастью, выяснилось, что достойный учитель подвержен морской болезни и, попадая на корабль, вынужден почти все время лежать в каюте. Только привязанность к Эрику в сочетании с давно лелеемой мечтой пополнить ботанические каталоги некоторыми до сих пор неизвестными видами растений могла побудить его к морскому путешествию.
После виста решили послушать музыку. Кайса с обычным для нее надменным видом соблаговолила сыграть модный вальс. Ванда с глубоким чувством исполнила старинную скандинавскую песню. Затем, когда подали чай, все собравшиеся распили большую чашу пунша за успех экспедиции. Эрик заметил, что Кайса даже не притронулась к бокалу.
— А разве фрекен не пожелает нам счастливого пути? — спросил он ее вполголоса.
— К чему желать то, во что не веришь,— ответила она.
Назавтра ранним утром все отплывающие собрались на борту, за исключением одного только Тюдора Броуна (после того заказного письма он больше не подавал никаких признаков жизни). В десять часов корабль отчаливал. За несколько минут до отплытия капитан Марсилас приказал выбрать якорь и ударить в гонг, чтобы провожающие сошли на берег.
— До свидания, Эрик! — воскликнула Ванда, нежно целуя его.
— Добрый путь, сыночек! — прошептала Катрина, прижимая к сердцу молодого лейтенанта.
— А вы, Кайса, неужели вы так ничего и не скажете мне на прощание? — спросил Эрик.
— Я пожелаю вам не отморозить нос и узнать, что вы переодетый принц,— ответила она насмешливо.
— А если в самом деле так окажется, заслужу я тогда ваше расположение? — сказал он, пытаясь скрыть под напускной веселостью боль, причиненную ее жестокой шуткой.
— Неужели вы в этом сомневаетесь?— ответила Кайса, повернувшись к своему дяде и давая понять, что прощание окончено.
Наступила последняя минута. Удары гонга становились все более настойчивыми. Провожающие устремились к трапу, чтобы спуститься в приготовленные лодки. В общей суматохе почти никто не обратил внимания на запоздавшего пассажира, поднявшегося на палубу с чемоданом в руке. Тюдор Броун представился капитану и потребовал свою каюту, куда его тотчас же проводили.