Книга История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный - Сергей Зотов

Целомудренному единению Сына Божьего с Девой Марией Ульманн противопоставлял сатанинское единство «Люцифера-Антихриста» (он не проводил между двумя этими персонажами особого различия) и его матери. Этот образ сам по себе необычен: хотя в средневековых сказаниях об Антихристе его мать периодически упоминалась, в церковном предании она не играла особой роли, а у Люцифера, как падшего ангела, матери просто не могло быть.

Источниками этих необычных изображений могли послужить сразу несколько средневековых произведений. Возможно, образ небесного андрогина был вдохновлен поэзией Генриха Мейсенского (известного как Фрауэнлоб). В одной поэме он описывает видение человека по имени Зельвон: в нем тот видит андрогина, женская половина которого представляет холодные и сухие качества, а мужская — теплые и влажные:

Зельвон узрел туманную картину, вдоль разделенную:

…наполовину оно — дева, но муж наполовину. Холодное и сухое держит в руках дева, В руках у мужа влага и тепло. Одна глава увенчана короной как у короля, девичьей лентой перевязана вторая, лучистый блеск в себе тая.

Перевод Сергея Зотова.

На изображениях андрогина в некоторых копиях «Книги святой Троицы» мы тоже видим пиктограммы четырех элементов, размещенных на четырехцветном платье существа. На женской половине начертаны пиктограммы воды и воздуха, а на мужской — символы огня и земли.

С другой стороны, изображения алхимических андрогинов восходят к иконографии Фортуны, античной богини удачи (18). Обычно ее изображали в виде женщины в наполовину золотом, а наполовину черном платье, такие же одежды мы видим на «люциферианском» андрогине. Одна половина Фортуны белокожа и держит корону, а вторая темнокожа и поднимает копье. Оружие и корона в руках у «злого» андрогина напоминают эти атрибуты богини. Нога Фортуны попирает образы стихий воды и огня. Французская писательница Кристина Пизанская (1364–1430) интерпретирует стихии, на которых стоит богиня, как животворную воду и разрушительный огонь, т. е. чередование удач и неудач в человеческой жизни.

Рис. 18

Множество необычных, запоминающихся и связанных с христианской символикой изображений сделали произведение Ульманна одним из самых известных алхимических трактатов позднего Средневековья. Его можно смело именовать первым алхимическим альбомом — ведь собрав множество образов из самых разных алхимических и апокрифических источников воедино, Ульманн создал текст, во многом основанный на описании иллюстраций. Именно благодаря «Книге святой Троицы», разошедшейся в многочисленных рукописных копиях по дворам аристократов-экспериментаторов, религиозные и аллегорические образы пришли в алхимическую иконографию.

Сообщающиеся гениталии: «Восходящая заря»

«Восходящая заря» или Aurora consurgens — еще один известный и богато иллюстрированный алхимический трактат XV столетия. Он был написан в 1410 г. и стал настолько влиятельным, что часто приписывался самому святому Фоме Аквинскому.

Эта книга представляет собой сборник туманных библейских и алхимических цитат и афоризмов, объединенных попыткой передать основные положения алхимии. В начале Aurora consurgens подробно описывается, почему трактат называется именно так. Восходящая заря — это определенный утренний, «золотой» час, с т.з. катархической астрологии (ищущей лучшие моменты для важных событий) наиболее благоприятный для завершения opus magnum. Иначе, заря — аллегория чередования цветов алхимических стадий, т. к. небо во время утренней зари меняет цвета с черного на желтый и красный. Подобно тому, как в утренний час больные получают облегчение от ночной немощи, алхимики благодаря своей науке избавляются от всего вредного. В конечном итоге, это и метафора философского камня, который дарует упорному экспериментатору золотое сияние после тьмы нигредо.

Рис. 19

Рис. 20

Текст «Восходящей зари» туманен, патетичен и бессодержателен, но прославилась эта книга в первую очередь не из-за него, а благодаря множеству поражающих воображение своей брутальностью и неприличностью иллюстрациям, почти что никак не связанным с написанным. Уже через несколько веков некоторые читатели считали части этого труда едва ли не богохульными. Открывается трактат изображением андрогина (19), напоминающего сиамского близнеца, составленного из девушки с членом и мужчины с вульвой: в одних рукописях гениталии затерты, в других терли недостаточно сильно (20), а в одном из манускриптов на месте половых органов благопристойно нарисованы символы Луны и Солнца. Андрогин стоит среди стаи воронов, он держит в руках летучую мышь и зайца, а сзади его обхватывает когтистыми лапами гигантская черная птица. Эта композиция обозначает стадию нигредо, объединяющую в «гниющем» черном растворе женское и мужское, летучее (мышь) и постоянное (заяц). За андрогином следует изображение однокрылого зверя с собачьей и орлиной головами, телом-рыбой, рыбьим же хвостом и двумя ногами: одна из них с копытом, а другая сделана из подожженной соломы. Монстр стоит на черепе и играет змеей-смычком на раке-скрипке, а сидящая рядом с ним сова подыгрывает на свирели, а в других версиях рукописи курит трубку. Безобразное существо символизирует смешение четырех стихий (орел и сова — воздух, солома — огонь, рыба и рак — вода, собака и змея — земля). Третье изображение позаимствовано из арабского трактата ибн Умаила «Серебристая вода» (см. здесь). «Исламизированная» пирамида превратилась в христианскую церковь, а веревочки, которым были связаны птицы, чтобы образовывать вереницу, стали луками с натянутыми тетивами, направленными на алхимиков внизу (21). Этот же рисунок позже иногда использовался в копиях трактата «Книга святой Троицы».

Рис. 21