Книга Злачное место - Николай Шпыркович

– Так это вы завод зачищали?

– Вообще-то мы… – насколько мог скромно сказал Артем.

– Да?! Ну и как там, отстрелили ту сволочь?

– Да, упокоили. И ее, и остальных. Наверное, всех, что были.

– Ну вы молодцы. А мы все перепугались уже страшно.

– А она, кстати, здешняя…

– Что?

Артем хотел было уже рассказать о том, что они увидели в сумке морфини, но почему-то не решился. Вдруг ему пришло в голову, что эта морфиня, страшная и свирепая и действительно тварь, все-таки при жизни тоже была симпатичной женщиной, такой же, как и эта вот девчонка, и детей, видать, очень хотела. Ясно, убить ее надо было, и детенышей этих – не поворачивался язык назвать те существа человеческим словом «дети», – но точно так же не хотелось и хвастаться этим. Еще Артему пришло в голову, что у женщины той здесь вполне могли остаться родственники, и неизвестно, как еще могут отнестись люди в таком маленьком поселке к тому, что их отцов, братьев, мужей сожрала сестра вот этой. Ну его, застрелили и застрелили. Работу выполнили. Он подумал еще, что «чистильщик» – это в кино только звучит круто, а вот ему, Артему, уже ясно, что чистить трактор и зачищать завод – работа одного порядка. Разве что когда трактор чистишь – грязи меньше. Одно только и успокаивает, что и эту работу делать кому-то надо. Девчонка ждала ответа, он замялся и путано сказал:

– Ну… это… Тут она была… Вот.

Варька продолжала с любопытством смотреть на него, но он замолчал, и та, несколько разочарованно вздохнув, потеряла к нему интерес, видать, решив, что он очередной деревенский валенок. Собственно, а чего там – валенок и есть. О чем вот с ней говорить – она вон какие книги читает, сама, небось, на доктора учится. А он только стрелять и умеет, да и то – вон как мазал сегодня. Ну по сельскому хозяйству кое-что, так это же разве интересно? Нет, точно, если все с деревней выгорит, надо в город подаваться.

Артемовы размышления прервал Иван, заглянувший в комнату:

– О, ты здесь, пойдем. Васильевич сказал, чтобы я тебя в его кабинет проводил. Ваши все здоровые уже там… Привет, Варюха, – весело поздоровался он с девушкой. – Чего тебя Васильевич опять в изолятор запер?

– Говорит, что надо подежурить. Бабушка… – Она быстро оглянулась на бабульку, дремавшую на кровати, и перешла на еле слышный шепот: – Бабушка, он говорит, запросто обернуться может, так, говорит, практику мне надо приобретать, как обращаться с такими. Ну… и вообще…

– А чего с ней?

– Собака куснула. Бродячая, – многозначительно добавила она. Артем с Иваном понимающе кивнули – одинокие бродячие собаки были о-очень большой редкостью в этом мире: живые – они быстро сбивались в стаи, понимая, что так уцелеть гораздо проще. Если одинокая – значит, либо с цепи не так давно сорвалась и пока еще к стае не прибилась, либо… Артем посмотрел на бабушку уже с профессиональным интересом, а потом на пистолет, лежавший рядом с девчонкой. Это, значит, она и Сикоку, если что. Нет, сложная все же профессия – врач.

Пока они с Иваном поднимались на второй этаж больницы, он спросил его:

– А чего, ей обязательно дежурить? Что, мужиков-санитаров мало?

– А, это у Васильича пунктик такой: он считает, что настоящий доктор должен все сам уметь – хоть капельницу поставить, хоть упокоить. Он говорит, что, по его мнению, раньше в институтах лягух резали не столько для того, чтобы физиологические какие-то опыты подтвердить, сколько для того, чтобы, ну живодерскость некую приобрести. А без нее, говорит, в медицине никуда – иногда, говорит, больно людям делать надо, причем хорошим, а не злодеям каким-нибудь. Правильно, я считаю, учит.

Они зашли в кабинет на втором этаже с надписью «Ординаторская» на двери. Артем решил, что большая комната когда-то, наверное, предназначалась для нескольких человек, а сейчас вон один этот Васильич хозяйничает.

Крысолов и Старый сидели в кожаных креслах возле стола. Перед ними стояла большая непочатая бутылка с коричневой жидкостью и непонятной надписью на этикетке, несколько узких рюмок. Самого хозяина в кабинете не было.

– Он сейчас придет, только Банана на аппарат ИВЛ[3]посадит, – «просветил» Артема Старый. Артем кивнул, в голове его возникла картина, как Банана без сознания сажают на какой-то аппарат типа сепаратора, что у них дома был. Он оттуда безвольно сползает, Васильевич этот в синем халате вновь и вновь пытается его на него посадить, а изо рта Банана торчит дурацкая трубка… Нет, наверное, так не бывает. А может, бывает? Вот и поговори после этого с девчонкой этой, Варькой, – сущим олухом будешь выглядеть.

Они прождали еще добрых минут тридцать. Старый рассказал, что врач этот, Дмитрий Васильевич, с ним когда-то работал. «Калека» он, мол, его. Так что это, выходит, Старый его так? За что же, интересно? И вроде тот на Старого не обижается, рад даже.

Наконец дверь открылась, хромая, зашел Васильевич.

– Ну вроде нормально пока – тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Давление держит, зрачки, по-моему, сузились немного. Посмотрим, что будет через сутки хотя бы. В общем-то выскребались у меня такие. Максим ваш тоже ничего. Если все нормально будет – через пару дней можно будет трубку удалять, трахеостома сама закроется. Посипит, правда, некоторое время и пошепчет, но как закроется окошко – и разговаривать сможет. Кима берут на операцию, сформируют нормальную культю, но, конечно, он теперь не боец.

Артем силился понять, о ком этот доктор говорит и что там с Куском и Сикокой, пока не сообразил, что это они ж и есть! Строго тут у них, кликухи не катят… И вот их как зовут, оказывается, только недавно думал.

– Я Киму проводниковую анестезию выполнил, на операции за ним Варька последит, ей полезно будет, если что – меня позовет. Ну что – за встречу?.. Кстати, Артем, тебя так зовут? Подсаживайся ближе, попробуй настоящий «Реми Мартен» – довольно редкая нынче штука, мне тут как раз подогнали…

– …Так вот, ты тогда уехал на учебу, неделей раньше, а у нас все и началось. Помню, на дежурство заступил – первого и привезли, часов в одиннадцать утра. С поезда сняли. Типа психоз, допился до галюников, ехал в купе и всю ночь пил. Под утро вроде заснул, а потом проснулся и давай кусаться. Там в соседней купешке спортсмены-дзюдоисты ехали, на соревнование, так скрутили его. А тут как раз наша станция. «Скорую» по рации вызвали, выгрузили «психа», а сами дальше покатили, ой, боюсь я, недалеко… в нашем районе, впрочем, поезда не разбивались, так что, может, и доехал он до очередной станции. Привез вагоны с шустерами… Спортсмены еще удивлялись, вот, мол, какая у психов к боли нечувствительность – ему болевой прием сам чемпион Европы проводит, а тому хоть бы хны, знай, грызет руку. Ну что, его к нам – вы, типа, хоть утихомирьте, а потом мы его в дурку отправим. Светку помнишь? Ну беленькая такая, ты еще к ней клинья бил? Ага, приходит, плачет, говорит, ее тоже куснул, пока она ему реланиум колола. Четыре ампулы, говорит, зафигачила – и по хрен. Ну раз реланиум не берет, давай тиопентал. Колем, он повязанный, глаза лютые, точно – куснуть норовит, мы смеемся, придурки, уворачиваемся. Полграмма ввели, грамм – не берет. Что за хрень? Я давление мерю – ноль! Ну блин, передозировали, давление уронил, вон, аж серый какой – мы давай ему гормоны, дофамин струйно – живет, мечется, а давление не поднимается. Я за пульс – нету. Тут уже что-то екнуло: с таким пульсом, вернее, без него так не бушуют. А все равно – надо же лечить. Ну и лечим – льем растворы. Я ему даже подключичку ухитрился поставить – зря только, дурак, санитарку погубил: она, пока я ему в вену лазил, голову ему отворачивала, он ее и цапнул. Ладно, прификсировали его, санитарке перекисью ранку промыли, смотрим на нашего «психа» – удивляемся: вот что водка с людями делает.