Книга Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин

Механизм сбора электоральной дани с подобных территорий в сравнении с советским образцом поменялся не сильно. С началом нулевых годов, получив из Центра ясный сигнал, что региональный рынок остается под их номенклатурным контролем, они с облегчением кинулись поддерживать Кремль — и стесняться в средствах нужды уже не было. На сотнях участков явка и монолитность волеизъявления опять подскочили до 100 процентов, чего в 90-х годах не наблюдалось.

Однако у медали есть и обратная сторона: реставрируя советскую модель электорального менеджмента, Путин по аналогии с Зюгановым-1996 становится президентом периферии, и в первую очередь периферии национальной. Максимум поддержки сегодня у него в Тыве, Чечне и других республиках Северного Кавказа, в бывшем «красном поясе», национальных автономиях и пр. Тогда как в продвинутых, урбанизированных и густонаселенных зонах сгущается неласковое электоральное молчание. Зюгановский (по сути, советский, то есть «азиатский») территориальный расклад поддержки ничего хорошего власти не обещает.

Один из парадоксов перестройки состоит в том, что бывший генсек и пер-вый/последний президент СССР М.С. Горбачев со своими европейскими иллюзиями был вынужден искать формальную опору как раз на восточном фланге с типичными для того электоральными приемчиками. Советская модель руководства тамошним элитам была близка и понятна, перемен в своем статусе им даром было не надо. Потому на референдуме 1991 г. они всей административной мощью сплоченно выступили за СССР и последнего генсека, который обильно распространялся о европейском выборе, демократии и т. п. Их эта риторика слегка тревожила, но они успокаивали себя, трактуя ее как традиционную лапшу на уши населению и западным «полезным идиотам».

В итоге советская (в данном случае горбачевская) действительность опять оказалась вывернутой наизнанку по сравнению с собственными фасадными ценностями. Он много и убедительно рассуждал про «строительство общеевропейского дома», куда на равных правах надлежало войти Советскому Союзу. И никто не посмел спросить, где, собственно, в этом доме он разместит Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан и пр. Расстелит ярким ковром на крылечке?

По пути к европейским ценностям СССР, в действительности склеенный султанско-сталинской азиатской деспотией, закономерно распался. Едва ли могло быть иначе, хотя этот предсказуемый итог радикально противоречит устоявшимся за десятилетия мифологическим представлениям о «бессмертном братстве народов», «едином народно-хозяйственном комплексе», «бесклассовом обществе» и т. п. Отсюда неготовность, нежелание и неумение осознать состоявшуюся реальность: товарищи привыкли парить в идеологических небесах, а тут мордой о материальный асфальт. Мало кому понравится. На сцене появляется верный друг советского человека, Когнитивный диссонанс. Кто не спрятался, он не виноват.

До боли знакомая история. Идеократическая легенда велит видеть Союз ССР великим, единым и нерушимым. Для подгонки под эту основополагающую сказку грубо фальсифицируется официальная статистика — в данном случае статистика выборов. Везде 99,9 %. Все, у кого имеется головной мозг, вроде бы понимают, что так в реальной жизни не бывает. Но под давлением обстоятельств (обстоятельствами в СССР обычно выступают так называемые органы) делают вид, что все нормально. В конце концов, ерунда, не стоит качать права, лезть под колесо истории и т. д. и т. п.

Верно, не стоит: задавят и не оглянутся. Но надо иметь в виду, что именно так формируется параллельная реальность. Она склеена фальшивыми цифрами и рушится в пыль, как только власть пытается на нее всерьез опереться при встрече с объективной действительностью. Сталин это прекрасно понимал, опирался только на силу, а все разговоры про демократию, народовластие, Конституцию и т. п. с удовольствием использовал для разводки населения и благонамеренных зарубежных идиотов. Наследники Сталина имели неосторожность воспринимать слова про советскую демократию и народ чуть-чуть серьезнее и честнее. Непростительная ошибка!

В уменьшившейся по размерам империи Ельцина с выборами все стало если не наоборот, то сильно иначе. В отличие от СССР, в РФ вклад электоральных султанатов значительно скромнее просто в силу иного территориального состава Федерации. Решающее слово принадлежит городской европеизированной России, где уровень резистентности по отношению к электоральным проказам выше и фальсифицировать итоги труднее: скандалы, пресса, ненужные утечки, суды… Другой социокультурный фон. В 2011 г. Болотная площадь случилась в Москве, но не в Грозном. Хотя на Северном Кавказе масштаб приписок в разы превышал московский.

Тренд понятен. С середины нулевых годов крупногородская продвинутая часть страны погружается в политический анабиоз и апатию — на радость Кремлю. В то же время электоральные султанаты заметно взбодрились и используют свой ресурс по максимуму. До начала нулевых годов даже в самой глухой республиканской провинции на федеральных выборах не было ни одной ТИК (из примерно 2750) с критически близким к 100 % результатом. Даже результаты в 90 % воспринимались как не очень приличные. Первый протокол «новой путинской эпохи» появился на выборах в Госдуму в 2003 г. — естественно, в Дагестане (Докузпаринская ТИК далеко в горах). Десяток избирательных участков, общее число избирателей чуть менее 10 тыс. Официальная явка 98,1 %, ноль недействительных бюллетеней, ноль «против всех» и ноль за все партии (включая «Яблоко», ЛДПР и Партию пенсионеров), за исключением трех договорных. Зато эти три получили ровный, как по ниточке, результат на всех участках Докузпаринского района: «ЕР» — 80 %, КПРФ — 15 % и СПС — 5 %. Надо иметь в виду, что порог в Госдуму тогда был равен 5 %.

В 1993, 1995, 1996 гг. такое было немыслимо. Адыгея в первом туре президентских выборов-96 показала явку 67 %, во втором — 65 %. Башкортостан — 79 и 80 %. Дагестан — 69 и 62 %. Ингушетия — 70 и 83 %. Мордовия — 70 и 75 %. Татарстан — 74 и 77 %. Ну и так далее: 100 % нет ни в одном из регионов. Чуть больше 90 % в заведомо скандальных Татарстане и Башкортостане. Во второй половине нулевых годов явка в 100 % или около того на федеральных выборах фиксируется уже в десятках ТИК. В 2012 г. в этот привилегированный клуб вступает целая республика — как несложно догадаться, Чечня.

Электоральная поддержка Кремля становится, во-первых, все более дутой; во-вторых, смещается в условную Азию с ее султанатами на фоне теряющей интерес условной Европы; в-третьих, зараза фальсификата расползается уже и на собственно Большую Россию, вплоть до отдельных участков Московского столичного региона. Вертикаль при бодрой поддержке национальной провинции изживает память о «лихих 90-х» и с чувством законной гордости возвращает советскую модель голосования. Но лишь до тех пор, пока города не выйдут из оцепенения и на уровне очевидности вдруг не осознают, что их (покуда спали) опять обули. Тогда, скорее всего, им опять захочется пойти и проголосовать — как захотелось в конце 80-х. И что делать Центру — отменять выборы? Возрождать брежневские механизмы подавления? Вводить в столицы «дикую дивизию» с нагайками из «ценностной Азии»? Создавать «ночные эскадроны» как в Латинской Америке?

В 2016 г. за «Единую Россию» было официально подано 28,5 млн голосов — на 3,9 млн меньше, чем в 2011 г. При этом около 10 млн (более трети общего объема) партия собрала в электоральных султанатах и на территориях, копирующих их модель электорального менеджмента. Дело не в том, что там вульгарно рисуют протоколы. Султанаты рисовали их всегда, хотя, конечно, не в таких вопиющих масштабах. Хуже, что без растущих объемов азиатского фальсификата центральная власть уже не может обеспечить себе даже формальной легитимности. Да и он способен удержать партию власти на плаву лишь благодаря небывалой пассивности конкурентного «европейского кластера», так что 10 млн «управляемого электората» (десятая часть от общего числа избирателей РФ!) вносят решающий вклад в определение итоговой цифры: более трети от общего числа «голосующих» за ЕР.