Книга Здравствуй, мама! - Амелия Борн

Часть 32. Игорь

Успокоить детей удалось далеко не сразу. Если бы не подоспевшая на помощь бабуля, я бы вообще не знал, что делать с надрывными рыданиями, раздающимися из-за двери детской. Тем более, что был сейчас последним человеком, которого Адам и Дина желали слушать.

— Мы тебя ненавидим! Ненавидим! — выкрикнул сын и ему вторило тихое хныканье дочери. — Ты прогнал маму!

Эти слова сокрушали, буквально разрывали изнутри. В их глазах я был монстром и не существовало слов, которыми можно было бы объяснить детям, что их мать — алчная шлюха, которой нет до них никакого дела. Для близнецов во всем виноватым выглядел я один. Сначала — в том, что их мать сбежала, а теперь в том, что я ее выгнал.

Но ни на единую секунду я не усомнился в правильности того, что делаю. Даже не будь я тем циничным мерзавцем, каковым являлся, ни на йоту не поверил бы в то, что эта женщина раскаялась. Нет, черт возьми, причины ее приезда наверняка были до тошноты расчетливы — я готов был поставить все свое состояние на то, что ей попросту понадобились от меня деньги. Наверняка любовник ее кинул и она тут же вспомнила о прежней сытой жизни и воображала, что может легко вернуться к тому, что она оставила. Да черта с два!

Я вдруг задумался — а не будь в моей жизни Тамары, как я поступил бы тогда? Ведь совсем недавно все, чего я хотел — это скинуть на кого-то заботы о своих проблемных детях. И Ольга, зная, что я руководствуюсь исключительно расчетом, вероятно, полагала, что ее охотно примут назад на тех же условиях. Вот только она не учла, что я ошибок не прощаю. И того, что с момента ее побега… все изменилось.

Да, черт возьми, все необратимо изменилось в тот день, когда самая необычная и невозможная из женщин облила мои дорогие ботинки кефиром.

Я набирал ее раз за разом, пока бабушка пыталась успокоить детей, но телефон оставался недоступен. Я знал, что нужно было поехать к ней, но не мог сейчас бросить близнецов. Пусть они меня ненавидели, пусть не понимали, я оставался за них в ответе. И это была одна из вещей, которой меня научила моя царица бургеров.

— Уснули, наконец, — сообщила бабуля, спускаясь в гостиную. — Плесни-ка и мне чего покрепче!

Я с удивлением уставился на нее. Обычно она сохраняла царское спокойствие, но сейчас, кажется, не собиралась стесняться в выражении своих эмоций.

— Ну какая же дрянь! — выругалась Ба, со стуком поставив на столик опустошенный одним глотком бокал. Мои брови удивленно взлетели от такого зрелища куда-то к потолку. — Явилась сюда, довела моих дитяток!

— Они считают, что во всем виноват я, — заметил отстраненно, поболтав в бокале темную жидкость.

Ласковая, так хорошо знакомая с детства, чуть шершавая ладонь бабушки легла на мою руку сверху. Вразрез с этим мягким жестом, бабуля ворчливо проговорила:

— Ты виноват только в том, что женился на этой профурсетке!

— Эта песня мне знакома, — устало вздохнул я. — Может, не будем об этом по десятому кругу? Ничего уже не изменить, Ба.

— Я не о том, — она подбадривающе потрепала меня по руке. — Ты хороший отец. Что же касается детей… нужно дать им возможность самим все понять. Это обязательно случится — рано или поздно.

— А если до той поры они сотворят что-то глупое?

— Мы им не позволим! — отрезала бабуля.

Я невольно улыбнулся, потом попросил:

— Сможешь побыть с ними утром? Мне нужно съездить к Тамаре. Ольга выгнала ее, а теперь она не берет трубку.

Бабушка улыбнулась с таким пониманием, от которого стало не по себе.

— Она многое для тебя значит, да?

Я не ответил. Но это молчание было красноречивее любых слов.

— Я, конечно, не Ольга, но с удовольствием выслушаю то, что ты хотела сказать.

Сложив руки на груди, я замер на пороге, выжидательно глядя на свою ночную жрицу. Старался при этом держать лицо в спокойном состоянии, хотя внутри все буквально взрывалось от бешенства. Не нужно быть гением, чтобы понять, о какой именно Ольге шла речь. Неужели же эта стерва была настолько глупа, что посмела заявиться к Тамаре, несмотря на все мои предупреждения?

— Игорь, — растерянно выдохнула моя невеста и я усмехнулся самым краешком губ.

— Жаль, что приходится тебя разочаровывать, но это действительно я, а не Ольга. Могу войти?

Она коротко кивнула и я прошел вглубь квартиры, остановившись посреди гостиной. Задумчиво качнувшись с пятки на носок, пристально вгляделся в лицо Тамары.

Судя по всему, у нее тоже была не самая лучшая ночь. Бледная кожа выдавала все признаки усталости, но я вдруг поймал себя на том, что любуюсь каждой мелкой морщинкой на ее лице.

— Полагаю, у тебя побывала эта женщина? — спросил, когда молчание между нами затянулось.

— Твоя жена, да, — ответила Тамара, отзеркалив мою позу со скрещенными на груди руками.

— Предпочитаю не думать о ней в таком качестве.

Я резко развернулся и в пару шагов оказался рядом со своей царицей. Перехватив ее взгляд, потребовал ответа:

— Где ты была вчера всю ночь? Почему отключила телефон?

Она с вызовом вскинула голову:

— Я была у Виктора. И что с того?

Я с досадой поморщился:

— Почему-то даже не удивлен.

— Ты не ответил. Какое тебе дело до того, где я была?

Я надменно вздернул бровь и, буквально ощупав ее взглядом с головы до ног, заявил:

— Ты все еще моя невеста, если ты об этом забыла.

Тамара с шумом втянула в себя воздух, потом выпалила:

— Зачем тебе теперь фальшивая невеста, когда вернулась мать твоих детей?

Не меняя позы, по-прежнему держа руки скрещенными на груди, я сделал к ней еще один шаг. Тамара отступила, позволяя загнать себя тем самым в угол. Глядя на нее сверху вниз, я жестко отчеканил:

— За кого ты меня принимаешь, если думаешь, что я приму назад подобную женщину?

Я шарил по ее лицу испытующим взглядом, потом добавил:

— Если бы ты взяла трубку, когда я звонил, то узнала бы еще вчера…

Я склонил голову, почти касаясь своим лицом ее лица. Прерывистое дыхание Тамары дразняще щекотало мою кожу. Все слова вдруг показались глупыми и ненужными, мысли из головы вытеснялись единственной потребностью — показать этой женщине прямыми действиями, кому она принадлежит.

— Что? — выдохнула вдруг Тамара и я, очнувшись, переспросил:

— Что — что?

— Что я узнала бы вчера?

Я усмехнулся, сполз взглядом к ее губам и твердо произнес:

— Ты узнала бы, что никто и ничто не в силах отменить все, что я тебе говорил. Все, что обещал.