Книга Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965 - Дмитрий Медведев

Но Черчилль был не единственным виновным. Планирование операции обсуждалось с участием представителей внешнеполитического ведомства, Комитета начальников штабов и военного кабинета, включая премьер-министра Невилла Чемберлена. На заседаниях военного координационного комитета принимались совместные решения, в том числе, на какой из норвежских портов — Нарвик или Тронхейм — направить основные силы. В итоге решили атаковать по обоим направлениям, приведя к распылению сил, оппонентом которого выступал глава Адмиралтейства с самого начала. Не столь однозначно выглядит и участие первого лорда в оперативном управлении самой операцией. Впоследствии вмешательство Черчилля в деятельность своих подчиненных станет предметом спора двух влиятельных историков британского ВМФ — Стивена Роскилла (1903–1982), считавшего, что политик проявлял излишнее рвение и подавлял своей мощной харизмой не привыкших к такому прессингу со стороны руководства профессиональных моряков, и профессора Артура Мардера (1910–1980), полагавшего, что Черчилль, напротив, предоставлял достаточно свободы своей команде. Современные исследователи отмечают, что сегодня трудно с большой долей уверенности утверждать, какие именно распоряжения во время непосредственного проведения операции были даны главой ВМФ, какие — его заместителем, а какие стали результатом их совместного решения. При этом они больше поддерживают А. Мардера, признавая, что Черчилль сделал выводы из неудачи в Дарданеллах в 1915-м и в годы следующего военного конфликта стал реже вмешиваться в работу своих подчиненных. Что же касается кампании в целом, то их вердикт сводится к тому, что вне зависимости от решений и модели поведения первого лорда норвежская кампания была обречена на провал после того, как немцы закрепились на побережье, более того, Черчилль был прав, предлагая сконцентрироваться исключительно на Нарвике.

Приступив к описанию своей версии случившегося, Черчилль не собирался замыкать всю вину на себе и планировал привести имена военачальников, чьи действия, по его мнению, привели к катастрофе. Ответственность за неудачу в Тронхейме он возложил на выступившего против лобовой атаки на порт вице-маршала авиации Филипа Жубера деля Ферте (1887–1965), приписанного к Адмиралтейству. За поражение в Нарвике он винил ответственного за высадку генерал-майора Пирса Джозефа Маккези (1883–1953), который также возражал против лобовой атаки и вместо фронтального удара сосредоточил усилия на расположенных на флангах полуостровах. Изучив немецкие документы, Паунэлл обнаружил, что Черчилль преувеличил силы Маккези и что выбранная генералом тактика захвата порта в целом была правильной. К обсуждению также подключилась Клементина. Она сочла недостойным упоминание имен «второстепенных военачальников, которым не повезло и которые не справились». Благодаря заступничеству Клементины и редакционной правке Паунэлла критика в адрес Ферте была исключена, а описание деятельности Маккези приняло в окончательной редакции менее категоричный формат. Хотя даже то, что осталось, носит, по мнению С. Роскилла, несправедливый характер.

Норвежский казус имел и другие грани, освещение которых либо отсутствует в тексте, либо завуалировано и не бросается в глаза непосвященному читателю. Да и сам этот эпизод был очень важен как по своим последствиям на дальнейшую деятельность Черчилля, так и по ряду скрытых причин, которые определили поражение в норвежских фьордах. Первое на что необходимо обратить внимание, Норвегия (как и Швеция) сохраняла нейтралитет, не просила о помощи, а в минировании своих территориальных вод отказала, поэтому и минирование, и тем более высадка союзников в ее портах противоречили нормам международного права. Черчилль об этом, разумеется, знал, и его это не смущало. Более того, он подготовил отдельный меморандум (от 16 декабря 1939 года), в котором продемонстрировал релятивистское понимание международного законодательства. В его представлении, Великобритания «вступила в борьбу для защиты свободы маленьких стран», и «маленькие страны не должны связывать нас по рукам и ногам, когда мы сражаемся за их права и свободу». Он считал, что «буква закона в чрезвычайных обстоятельствах не должна мешать тем, кто борется за защиту закона и его правоприменение». Черчилль настолько искренне верил в свою правоту, что в полном объеме включил указанный меморандум в свою книгу.

Далеко не все разделяли взгляды британского политика. Джон Колвилл записал в день составления документа, что «Уинстон считает необходимым использовать радикальные и даже незаконные методы для предотвращения поставок руды». О том, насколько «радикально» был настроен первый лорд, станет понятно во время проведения самой операции. Восьмого апреля на заседании военного кабинета, когда премьер-министр уточнит у Черчилля, вышла ли флотилия или только готовится взять курс на Норвегию, глава Адмиралтейства ответил, что высадка на норвежском побережье уже (!) состоялась. Чемберлен воскликнул «Ого!», после чего воцарилась тишина. Получалось, что Адмиралтейство дало необходимые приказы без предварительного обсуждения и согласования этого решения с военным кабинетом и начальниками штабов.

Для Черчилля это был уже не первый случай нарушения установленной процедуры. В июле 1914 года он сначала принял решение о мобилизации военно-морского флота и только потом получил разрешение на это действо у премьер-министра. Британского политика оправдывало, что и в 1914-м, и в 1940 году он действовал в интересах страны, беря на себя ответственность за скоропалительные решения в случае неудачи. И если в 1914 году своевременная мобилизация дала возможность британскому ВМФ встретить начало войны во всеоружии, то рискованный поступок в апреле 1940 года позволил опередить немцев и первыми высадиться на норвежском побережье. Правда, итог операции все равно будет плачевным. И с этим связан третий принципиальный момент.

В черновиках «Надвигающейся бури» сохранился фрагмент, не вошедший в окончательную редакцию. В нем описываются «опасности и ужасы» десантной операции, осуществляемой без обеспечения господства в воздухе. Автор указывает, что на все британское руководство, и на него в том числе, пережитое фиаско произвело сильнейшее впечатление и посеяло «благоговейный страх». Этот страх окажется настолько сильным, что, по признанию самого Черчилля, не раз будет напоминать о себе в течение следующих нескольких лет войны, «повлияв на мои мысли относительно высадки во Франции в 1942-м и даже в 1943 году». Происходившие в следующие годы неудачи десантных операций — эвакуация из Греции (апрель 1941 года), провал высадки в Дьепе (август 1942 года), задержка с закреплением на побережье и продвижением в глубь территории противника после высадки в Сицилии (июль-август 1943 года), потери в Анцио (январь 1944 года), лишь усиливали этот страх.

Безусловно, это был не единственный фактор, который сказался на нежелании британского премьера открывать второй фронт во Франции, но он вносил свою лепту в его поведение. Потомка герцога Мальборо трудно отнести к жертвам фобий, но настороженность в отношении десантных операций действительно имела место. Более того, эта настороженность появилась не в 1940 году. Поражение в норвежских фьордах возродило тревожные опасения, с которыми Черчилль впервые столкнулся еще в 1915 году во время провала в Дарданеллах.

Упоминание Дарданелл весьма кстати. Тогда Черчилль тоже занимал пост первого лорда Адмиралтейства. Он тоже стоял у истоков крупной военно-морской операции, которая закончилась крушением надежд. В 1915 году фиаско на побережье Галлиполи стоили политику поста. В мае 1940 года глава ВМФ не без оснований боялся, что аналогичная учесть постигнет его и на этот раз. На заседаниях 7 и 8 мая парламентарии подвергли резкой критике решения правительства и неудачи в Норвегии. Нужно отдать должное Черчиллю, он не стал прятаться за спину премьера, взяв на себя ответственность за имевшее место поражение. Но судьба уже бросила жребий, определив в качестве козла отпущения другого человека. «Было поистине чудом, я, действительно не знаю как, но я удержался, сохранив уважение общественности и доверие парламента», — вспоминал Черчилль. Это и правда было чудо. Он не только остался на капитанском мостике, но и пошел наверх, взяв штурвал премьерства в свои руки.