Книга Научи меня ненавидеть - Ирина Шайлина

И, застонав, села. Я встал рядом с ней и потерялся в своих мыслях и сомнениях. Что делать? Надо ей помочь. Как? Хотя бы руку дать. Она попыталась встать сама, но вскрикнула, она явно что-то себе сломала. Сегодня точно самый лучший день в моей жизни.

Решившись, я склонился и подхватил её на руки. Мышка вскрикнула, видимо, не ожидала, колено скрипнуло, но сейчас оно волновало меня меньше всего.

— Если ты уронишь меня, то я тебя убью, — предупредила Мышка. — Или просто помру тебе назло, и тебя посадят в тюрьму. А ты слишком красивенький, тебе придётся там несладко.

— Спасибо за комплимент, — процедил сквозь зубы я, спускаясь по лестнице и стараясь не обращать внимания на боль в колене.

Спустился на самый первый этаж, когда она дернулась в моих руках, едва не выпав второй раз.

— Сумка! — проверещала она. — Мы забыли мою сумку! Пошли обратно!

Интересно, издевается ли она, подумал я, поднимаясь, а потом спускаясь обратно, уже с Мышкой и сумкой.

Вышел на улицу, в солнечный свет, в люди, можно сказать, и сразу почувствовал, насколько неуместно выгляжу с ней на руках. Казалось, все на меня смотрят. Хотя ни один из тех, кто сейчас мог меня видеть — рабочий в заляпанных краской штанах и с сигаретой во рту, бабка с авоськой, идущая на остановку — не мог даже и догадываться о самом главном. Самом страшном. Держать Мышку было приятно, даже несмотря на боль в колене. Она была такая лёгкая и тёплая, пахла солнцем, и если бы я скосил взгляд вниз, то увидел бы грудь, чисто символически прикрытую тонкой маечкой, чуть сбрызнутое веснушками декольте. Но этого я, разумеется, не делал, ещё не хватало поймать понимающий Мышкин взгляд, которая с одной идиотской ночи десять лет назад, видимо, решила, что обладает властью над моим телом.

— Куда ты тащишь моё бренное тело? — поинтересовалась Мышка.

— В зависимости от степени повреждений. На кладбище, судя по всему, рановато. Значит, в травмпункт. Что болит?

— Нога. Пульсирует.

Моя нога тоже пульсировала. И я ещё помнил, с каким хрустом ломаются кости, ломая заодно и мою жизнь. Мышка жить будет. И танцевать, возможно, тоже. Я вспомнил про танец и застонал. Маринка меня убьет. Медленно и мучительно.

Я усадил Мышку на бетонный поребрик задницей и пошёл к своему мотоциклу.

— Только не говори, что мы на этом поедем, — возмутилась она. — Ты просто решил добить меня до конца? Окончательно и бесповоротно?

— И самоубиться заодно, — ответил я и нахлобучил ей шлем на голову.

Застегивая его, коснулся нежной кожи под подбородком, но мало ли было этих касаний сегодня? Осталось только облобызаться на публике всем на радость в знак нашей вечной дружбы. Хотел было привычно ехать без шлема, но решил не доводить Мышку до истерии.

Подал ей руку, помог устроиться позади себя.

— Держись крепче.

Она вцепилась в мою футболку обеими руками. Я не мог её видеть, но готов был поклясться, что она и глаза зажмурила. Это было так странно — осознавать, насколько я хорошо её знаю.

Я тронулся с парковки медленно, осторожно, буквально почувствовав, как Мышка расслабилась, радуясь, что все не так страшно, как ей казалось. И что-то, что обитало внутри меня вот уже двадцать лет, стало подначивать — давай же, напугай её. Это так просто. И скорость мотоцикла начала расти.

— Руслан, хватит, — проорала Мышка в моё ухо.

И обхватила меня обеими руками. Судорожно, крепко. Прижалась своей грудью к моей спине. Хлестал, не щадя, ветер, а от её прикосновений было так горячо. Мне стало настолько хорошо, что было больно. Больно где-то в самой глубине естества, настолько, что эта боль причиняла наслаждение. Хотелось ехать на этом мотоцикле так долго и быстро, насколько это возможно, наслаждаясь каждой мучительной секундой, а потом просто повернуть в стену.

Это было бы эпично. Какая прекрасная, символичная смерть. Которая скрасила бы наши никчемные скучные жизни. Мышка что-то кричала, но перекричать ветер, бьющий в лицо, и мои шальные мысли она не могла. Но нашла более действенный метод — она меня ущипнула. Не в шутку, а по-настоящему, заставив меня вскрикнуть. Вернула, что говорится, с небес на землю. Здание нашей районной больницы уже выплыло из-за поворота. Я въехал во двор и заглушил движок.

— Идиот! — крикнула Мышка и стукнула меня кулаком по шлему. — Если бы умерли, Маринка бы нас убила!

Ах да, Маринка. Её свадьба — веский довод в пользу того, чтобы жить дальше. Эта милая девушка и впрямь достанет из ада, чтобы умертвить ещё раз.

— Спрыгивай, — велел я Мышке.

— Ага, щас, — скривилась она. — Отращу третью ногу.

Вот же. В трамвпункт мне тоже пришлось вносить её на руках, как в дурацкой мелодраме. А там, в длинном стерильном коридоре, усадить на жёсткий стул в самом конце впечатляющей очереди. Мышка вытянула вперёд пострадавшую ногу и поморщилась от боли.

— Нет, Маринка тебя точно убьет, — удовлетворённо заявила она.

— Надеюсь, ты счастлива, — отозвался я.

Мышка хмыкнула и уткнулась в телефон, я сделал то же самое. Я ненавидел очереди, особенно такие, где впереди тебя десять человек, а позади ни одного. Поневоле чувствуешь себя неудачником.

Через сорок шесть минут я внёс Мышку в кабинет. На руках. А ещё через тридцать вынес. На её ноге белела повязка, растяжение. Минимум неделя. До свадьбы девять дней.

— Может, Маринка не узнает? — осторожно начал я.

— Нужно подумать, — так же осторожно сказала она. — Я пострадавшая сторона. Я выбыла из строя на неделю. Я не могу ходить.

— Не драматизируй, — перебил я. — У тебя всего лишь растяжение.

— Пожалуй, мне нужно позвонить Марине.

Проклятье. Она сидела и невинно хлопала глазами, откровенно меня шантажируя.

— Что тебе нужно?

— Чтобы ты носил и возил меня всю неделю вплоть до снятия повязки. Например, завтра в десять утра я должна работать волонтером. Но бедные детки не дождутся милой тети, ведь злой дядя сломал тете ножку.

И улыбнулась, видимо демонстрируя, насколько она мила.

— Хорошо, — обречённо простонал я. — Я приеду.

ОНА.

Нога болела не так чтобы. Вполне себе терпимо. Я больше испугалась. Летела вниз я наверняка мгновение, но мне казалось, что я падаю с самого Эвереста. Тут я, конечно, Руслану польстила, он высок, но не до такой же степени.

А потом…у него было такое испуганно-потешное лицо, что сказать о том, что больше болит моё уязвленное самолюбие, чем нога или копчик, было бы просто его разочаровать. А мне не то чтобы хотелось его разочаровывать… Мне просто понравился страх в его глазах. Растерянность. Они приятно разнообразили обычный спектр эмоций на его лице: самоуверенность, высокомерие. Поэтому все, что я сделала, просто застонала громче.