Книга Вампитеры, фома и гранфаллоны - Курт Воннегут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мадам Блаватская до смерти боялась того, что плохо подготовленные, пустые люди начнут упражняться в магии и устроят на земле ад. Она многих в Америке сделала себе врагами, заявив, что медиумы идут на страшный риск, вступая в контакт с силами, которых не понимают.
Иногда она писала просто и ясно, как в следующем пассаже:
Именно от мотива, и только мотива зависит то, будет ли используемая магия черной, злобной, или же белой, доброй магией. Невозможно мобилизовать духовные силы, если в вызывающем их человеке осталась хоть капля эгоизма. Но если намерения медиума не отличаются чистотой, духовная энергия превратится в психическую и, действуя на астральном уровне, приведет к ужасным последствиям. Силы и возможности животной природы могут быть использованы как мстительным эгоистом, так и всепрощающим альтруистом; силы и возможности духа отдаются в руки только тому, кто совершенно чист сердцем – это и есть СВЯТАЯ МАГИЯ.
Таким образом, как и многие святые люди, мадам стремилась к чистоте. Она даже написала правила поддержания чистоты, выученные ею в Индии и на Тибете. Как и следовало ожидать, правила запрещали телесный контакт, поедание мяса, употребление вина и крепких напитков, требовали отречения от всей тщетности и суеты мира и рекомендовали медитацию в больших объемах.
За год до смерти мадам враги через нью-йоркскую газету «Сан» обвинили ее в том, что в свое время она принадлежала к дамам полусвета и даже имела незаконнорожденного ребенка. Блаватская подала в суд и добилась опровержения. Она была даже готова представить в качестве свидетельства результаты гинекологического обследования, которое подтвердило бы, что она неспособна иметь детей и вступать в связь с мужчиной без того, чтобы это причинило ей боль.
Она действительно была вдовой, выйдя в возрасте шестнадцати лет за генерала Н. В. Блаватского, который был втрое ее старше. Но ее тетка писала, что юная жена убежала от генерала сразу же после церемонии, «не дав ему возможности даже думать о ней как о собственной жене». После этого и начались странствия Блаватской по свету.
Вот недатированная запись из блокнота, который она вела с шестнадцати лет: «Женщина находит счастье в овладении сверхъестественными силами. Любовь – лишь ужасный сон, ночной кошмар».
Может, так оно и есть.
Более того, друзьями Блаватской в большинстве своем являлись мужчины. «Пока мне не исполнилось девять лет, – писала она, – единственными моими няньками в полку, которым командовал мой отец, были солдаты артиллеристы и калмыки буддисты». Ее матерью была Елена де Ган, писательница, которую один критик назвал «русской Жорж Санд» (псевдоним ее был «Зинаида Р.», я не читал ее). Удивительное дело – иметь такую мать, но мадам Блаватская в своих «Воспоминаниях» не выказывает и тени удивления. Вот что она пишет о матери: «Моя мать умерла, когда родился мой брат, через шесть месяцев, в 1840-м или 1839 году, но я не уверена». Мадам Блаватская ошибается относительно даты смерти своей матери – та умерла в 1842 году. Получилось, что в своем воображении дочь сократила и без того короткую жизнь матери еще как минимум на два года.
Таким образом, когда умерла ее мать, мадам Блаватской было одиннадцать лет, и младшая сестра так вспоминает эти обстоятельства:
Когда умирала наша мать… она была полна вполне обоснованного беспокойства по поводу будущего своей старшей дочери и сказала: «Ну что ж. Возможно, хорошо, что я умираю. По крайней мере, я не увижу, какие тяготы падут на голову Елены. В одном я уверена: ее жизнь будет отличаться от жизни прочих женщин и ей придется много пострадать.
Можем ли мы сегодня, через 128 лет после описываемых событий, со всей определенностью предположить, что лада в отношениях матери и дочери не было? Вероятно, да.
Одно можно утверждать: даже в детстве мадам Блаватская ненавидела то, что другие женщины должны любить, – может, потому, что она была излишне дородной? Например, когда ей было шестнадцать лет (золотое время!), она жила со своим дедом и бабкой, и те решили отправить ее на бал. Твердо решили. Пригрозили, что отправят силой, если она не поедет сама. Так вот, если основываться на рассказе самой мадам Блаватской, она опустила ногу в кипящую воду и после этого шесть месяцев не могла нормально ходить.
Вот уж девственница так девственница!
Когда нога зажила, Елена вышла замуж за генерала Блаватского, а потом, сбежав от него, три раза объехала земной шар и научилась разным магическим штучкам – от ловкости рук до гипнотизма и тех древних ритуалов, которые, как говорят, могут производить чудеса.
Чудеса.
Мадам Блаватская нашла мир столь чудесным потому, как мне кажется, что жаждала чудес, а также поскольку сумела убедить и себя, и прочих людей, что чудо – то, что они видели. Даже живя без матери в пугающем ее доме деда и бабки, она источала тот же гипнотический магнетизм, который семьдесят лет спустя позволил Распутину обрести такое влияние на семью российского царя.
Например, сестра Вера вспоминает Елену в детстве как удивительно яркого рассказчика. «Она предавалась мечтам вслух и рассказывала нам о своих видениях, – пишет Вера, – таких же для нее осязаемых, как и сама жизнь». Однажды Елена, стоя на песчаной гряде, принялась рассказывать о море, растениях и о чудовищах, которые жили в том месте миллион лет назад. Неожиданно мечты стали для нее настоящим временем. «Мы находимся под водой! – закричала она. – Вокруг нас – тайны подводного мира!»
Она говорила об этом с такой убежденностью, писала сестра, в голосе ее звенело такое удивление, смешавшееся с ужасом, на детском лице застыло выражение такого дикого восторга и страха, что… когда она, громко крича, упала на песок, мы с отчаянными воплями упали вслед за ней, полностью уверенные в том, что море поглотило нас и мы более не существуем.
Много лет спустя, овладев новыми фокусами, мадам Блаватская посетила своих русских родственников. Брат, скептически относившийся к ее рассказам о Марко Поло, попросил сестру показать ему что-нибудь, чего он не сможет объяснить. Мадам велела ему поднять и опустить маленький шахматный столик, что было нетрудно сделать. Потом она уставилась на стол, не трогая его, а по прошествии времени вновь попросила брата поднять его. С таким же успехом он мог бы попытаться поднять Кремль. Другие атлеты совершили свои подходы, но – с таким же успехом. Они разломали столик, однако оторвать его от пола не сумели.
Мадам Блаватская провозгласила: а теперь столик стал вновь легким как перышко! И все получилось!
Я называю это гипнотизмом.
Конечно, мое определение не вполне убедительно. Описываемый эпизод произошел много лет назад, и я не нашел у мадам Блаватской ни одного признания относительно того, что она действительно владела искусством гипноза. Столь же малоубедительно могут звучать мои слова о том, что мадам Блаватская была удивительно искусна в фокусах, демонстрации ловкости рук и так далее – время от времени с легкой добавкой в виде чревовещания.