Книга Политотделы МТС в 1933–1934 гг. - Виктор Кондрашин

Из политдонесения начальника политотдела Чихачевской МТС Ленинградской области:

«По вопросу о сеносдаче отмечаю факты снабжения деньгами Чихачевского зернопункта – с перебоями со стороны Дновской конторы Заготзерно».

Из заметки газеты «Молот» (Северный Кавказ), № 3634, 20 июня 1933 г.:

«В этом году Кущевский район повторяет прошлогодние ошибки, крупные элеваторы Кущевской и Шкуринской МТС не готовы к приемке зерна… Элеватор залит водой… Механическая галерея элеватора также залита водой, и если вовремя не выкачать воду, то она впоследствии подмочит зерно… Не хватает 13 весов, нет весовщиков, нет приемщиков зерна, сторожа не выделены для охраны хлеба от воров и расхитителей… Зав. элеватором Беликов открыто заявляет, что элеватор в июле хлеб принимать не будет, а будет принимать только 10–15 августа…».

Из статей газеты «Волжская Коммуна» (Средняя Волга):

«Подводы с хлебом вынуждены оставаться на берегу и ждать утра… Таксировщики долго начисляют цены. Ошибаются. Их контролируют, исправляют, поэтому колхозники часто предпочитают получать деньги „в следующий раз“» (1 августа 1933 г.).

«На пристанционный пункт Погромное Заготзерно ожидает не менее 700 вагонов хлеба, а складочных помещений имеется только на 350 вагонов. В Гамалеевке емкость складов составляет 100 вагонов, а хлеба фактически поступит не менее 730 вагонов. На Переволоцкий пункт должно поступить более 700 вагонов, а складочными помещениями этот пункт обеспечен только на 200 вагонов. В Сырту поступит хлеба более 500 вагонов, а склад рассчитан для приема не более 94. Уроки прошлого года, когда сотни центнеров хлеба мокли под открытым небом (Богатое), ничему не научили Заготзерно. Заготовительный аппарат ничего не сделал для расширения складочных помещений и предотвращения каких бы то ни было потерь зерна. Сейчас Заготзерно ищет выход из положения в том, что планирует, вопреки указаниям ЦК, СНК и крайкома, растянутые сроки приемки хлеба…

Зав. Кинель-Черкасской районной конторой Десятский и представитель краевой конторы Заготзерно Тамбовцев уверяли Кинель-Черкасский райком партии, что все склады и элеваторы подготовлены и приведены в полную техническую пригодность для быстрой приемки хлеба. В результате проверки состояния складов и элеваторов для приема зерна выяснилось, что Подбельский элеватор не был отремонтирован, не имел двигателя, к приему хлеба элеватор не готов. Не готов к приему и пункт в с. Муханово – не закончено строительство склада. Чапаевский элеватор за сутки может принять до 300 т зерновых продуктов, но пока в среднем принимает только 90 т. Сургутский элеватор, рассчитанный на 400 тыс. пуд., должен пропустить до 2 млн пуд. Сейчас лежит уже 260 тыс. пуд. В ближайшие дни будет не менее 100 тыс. пуд. Отгрузка хлеба железной дорогой не производится; через день-два элеватор не в состоянии будет принимать зерно. Колхозники, привозящие хлеб, стоят у элеватора по 12–16 часов в очереди» (3 августа 1933 г.).

Кроме вышеизложенного, в докладной записке заместителя начальника политуправления МТС Наркомзема СССР Петрунина сообщалось об «отсутствии всякой массовой работы среди колхозников на ссыпных пунктах и у элеваторов». Там не было газет, «досок с показателями хлебосдачи по колхозам», «других видов массовой работы», которую необходимо было развернуть[216].

И в последующий период хлебозаготовительной кампании политотделы оперативно сигнализировали руководству обо всех фактах неудовлетворительной приемки, хранения и охраны зерна на ссыпных пунктах. Например, начальник политотдела Аккаржанской МТС Одесской области УССР 22 августа 1933 г. сообщил в ЦК ВКП(б): «Одесский район грубо нарушает установленный порядок хранения поступающего зерна. Вблизи села Беляевки на румынской границе, в 19 км от государственного ссыпного пункта районные организации засыпали в бунты 250 тыс. пудов хлеба, не обеспечив его охрану»[217].

В политдонесении политотдела Кирпотинской МТС Днепропетровской области УССР в политуправление МТС НКЗ СССР от 15 сентября 1933 г. шла речь об угрозе порчи хлеба, оказавшегося под открытым небом из-за нехватки амбаров. В частности, в политдонесении указывалось: «Политотделу пришлось довольно много заниматься ссыпными пунктами, расположенными в районе МТС. В связи с перебойной доставкой вагонов на пунктах скоплялось исключительно большое количество хлеба, значительно превышающего емкость амбаров. В результате значительное количество хлеба осталось под открытым небом. В те дни, когда наступила дождливая погода, работники политотдела днем и ночью находились на пунктах, помогали доставать мешки, брезенты, доски, солому, людей, все, что нужно было для сохранения хлеба.

В настоящее время на ссыпных пунктах все же сосредоточено большое количество хлеба, и вывоз находящегося под открытым небом является исключительно необходимым. …Вагонов и нарядов по-прежнему не хватает. Под открытым небом сегодня лежит до 230 тыс. пудов хлеба»[218].

11 октября 1933 г. начальник Политуправления МТС НКЗ СССР А. И. Криницкий направил председателю Комитета заготовок при СНК СССР М. А. Чернову донесение политотдела Гуляйпольской МТС Днепропетровской области УССР, в котором сообщалось «об имеющихся ненормальностях в работе Гаичурского элеватора (имеются случаи задержек подвод по двое суток, кражи зерна, несвоевременная выдача квитанций колхозникам в сдаче зерна)»[219].

Как уже отмечалось, важнейшей причиной невыполнения колхозами планов уборочной кампании политотделы назвали невыход на работу колхозников из-за голода, неорганизованности общественного питания, неналаженности работы колхозных яслей[220]. В колхозах Лачиновской и Щигровской МТС ЦЧО колхозники начинали работу в 9–10 часов утра. Значительное число вообще не выходило в поле[221]. В августе 1933 г. в семи районах и двух совхозах Восточно-Сибирского края зафиксирован массовый невыход колхозников на сенокос и уход с полевых работ из-за нехватки хлеба на общественное питание в поле[222]. В колхозах Казанской МТС Северо-Кавказского края «на почве задержки выдачи натуравансов» происходили «групповые волынки, по преимуществу в женских бригадах». Колхозницы бросали работу и расходились по домам[223]. Оставшиеся работали впроголодь и даже умирали от предоставляемого «общественного питания». Например, вопиющий случай произошел 8 августа 1933 г. в колхозе им. Буденного Темровского района того же края, где вследствие приготовления обеда на воде, хранившейся в бочке из-под купороса, восемь колхозников отравились, а двое из них умерли[224].