Книга Уйти и не вернуться - Чингиз Абдуллаев

Асанов замер. Получалось, что Кичина он уже достать несможет. Но и брать обратно свое слово он не торопился. Его клятва стоила жизнии свободы пятерых людей. А это было совсем не так мало.

— Приводи людей, шейх Курбан, — сказал он уставшим голосом,— а я сразу уйду отсюда. И выполню свое обещание.

— Ты дал слово, — поднял руку шейх, — отныне все мусульманебудут знать, что и отважный «Барс» почитает Аллаха. Больше мне ничего не нужно.

Шейх Курбан сдержал слово. Не прошло и двух часов, какпленные солдаты были доставлены в лагерь Асанова. Но старшего лейтенанта Кичинасреди них не было. Этот случай получил громкую огласку. Начальство дажеобъявило «выговор» Асанову за несанкционированные переговоры. Но его клятваобошла весь восточный Афганистан, спасая жизни многим советским пленным. Еслисреди «шурави» есть мусульмане, почитающие Аллаха, то не все они подлежатуничтожению, — справедливо рассуждали моджахеды.

А Кичин первые пять дней вообще ничего не помнил. Он был безсознания. Полуживого его привезли в лагерь моджахедов, и затем уже без надеждна спасение переправили ближе к границе. Некоторые даже советовали, недожидаясь конца, отрубить ему голову. За голову офицеров давали больше денег.Это не было варварством или казнью в глазах моджахедов. Просто головупредъявляли в качестве доказательства. По нормам шариата разрешеночленовредительство. И вору, например, могут отрубить руку. А неверную женузабросать камнями. Другой образ мыслей, другой образ жизни всегда вызываетнегативную реакцию от настороженности до вражды. Не обязательно принимать чужойобраз жизни, но понимать — необходимо.

Кичин выжил во многом благодаря врачу, оказавшемуся влагере, представителю Красного Креста арабу Адибу Фараху. Молодой врачсамоотверженно боролся за жизнь тяжело раненного русского офицера и сумелпобедить. К концу второй недели стало ясно, что Виктор Кичин идет на поправку.Документы его почти все сгорели и никто даже не догадывался, что он старшийлейтенант, офицер военной разведки. Считали, что он обычный пехотный командир,попавший в плен во время сражения. Если бы кто-нибудь узнал правду, Кичинымсразу занялись бы представители американских или пакистанских спецслужб.

Еще через неделю в лагерь приехал сам шейх Курбан.

Одним из первых, кого он навестил, был пленный советскийофицер.

— Хочу тебя обрадовать, — заявил шейх, — все твои людиосвобождены. Они вернулись к своим благодаря помощи таджикского «Барса». Тызнал такого?

Конечно, Кичин знал своего командира, тогда ещеподполковника Акбара Асанова или «Барса», как его называли в Таджикистане. Ноособенно показывать этого здесь не стоило.

— Слышал о таком, — сказал Кичин переводчику. Он немногопонимал пушту, на котором говорили в лагере, но решил этого не показывать.

— «Барс» дал мне слово всегда хоронить погибших мусульман понашему, мусульманскому обычаю. Как думаешь, он сдержит свое слово?

— Если дал слово, значит, сдержит, — быстро ответил Кичин.

— Мы тоже так думаем. Тебя мц тогда не могли отпустить. Тыбыл очень плох. А здесь далеко до «шурави». Не пытайся отсюда бежать, офицер, утебя ничего не выйдет, — показал шейх Курбан на горы, — эти горы без проводникане пройти. А в одиночку ты просто погибнешь.

— Вы хотите меня держать все время здесь? — спросил Кичин.

— Увидим, — ничего не сказал конкретного шейх и вышел изпалатки.

А потом потянулись томительные дни. Кичину разрешали ходитьпо лагерю, и он постепенно знакомился со стариками, живущими здесь со своимисемьями, с детьми, играющими среди палаток, с молодыми моджа-хедами, ушедшими вгоры от бомбардировок своих кишлаков и взявшими в руки оружие, чтобы защититьсвои земли и свои семьи. Многие бежали в горы только из-за необъяснимого страхаперед «шурави». Другой образ жизци, атеизм безбожников вызывали страх сильнее,чем реальные снаряды и выстрелы.

Кичин, разговаривая с простыми людьми, вникая в их нехитрый,житейский быт, узнавая их привычки и особенности, начинал понимать, какойстрашной трагедией обернулась война для афганцев. Авантюризм афганскихполитических деятелей, недальновидность советского руководства, отсутствиегибкости у военного командования стали основными источниками того массовогоисхода людей, который начался по всей стране с начала восьмидесятых. Любаявойна являет собой зло в первозданном, почти рафинированном виде, включая всебя все необходимые компоненты насилия, надругательства, отсутствия любых правграждан, беззакония, попрания божеских и человеческих норм. Но гражданскаявойна, усугубленная военной интервенцией, есть зло еще более страшное игорькое, когда множатся в любых количествах Каины, убивающие братьев своих иглас Божий вопиет «Где брат твой, Авель?»

Горький осадок «афганского синдрома» как-то смазал тообстоятельство, что в Афганистане идет гражданская война до сих пор, и тысячиграждан одного государства убивают своих соотечественников, единоверцев,братьев по крови. В некоторых афганских семьях зеркально повторялась ситуациятипичной гражданской войны, когда старший сын, ушедший в город на заработки,является командиром роты или батальона, активистом Народно-демократическойпарии Афганистана, а младший брат, выросший в кишлаке — командиром отрядамоджахедов. И несчастная мать молит Аллаха о сохранении жизни обоим сыновьям.

В таких условиях отношение моджахедов, за редкимисключением, к представителям Советской Армии было куда более мягким, чем кпредставителям собственного народа. Таких афганцев обычно ждала мучительнаясмерть. Кичина особенно потряс один случай, происшедший спустя месяц после егопленения.

В одном из тяжелых сражений афганская семья потеряла сразупятерых — отца и четверых сыновей. В живых остались только мать и младшая дочкатринадцати лет. Ошеломленный Кичин видел, как тяжело оплакивала свое гореженщина. И на следующий день привела за руку свою единственную дочь, последнегоиз оставшихся в живых членов семьи и просила принять ее вместо погибшихбратьев. Война постепенно становилась воистину народной, а победить целыйнарод, как известно, нельзя. Его можно только уничтожить.

Дети полюбили мягкого, доброго «дядю Вита» и часамипросиживали в его палатке. Он, когда-то работавший на фабрике игрушек, передпоступлением в ВУЗ, теперь начал вспоминать обретенные ранее навыки, мастерядетишкам забавные игрушки. В один из таких дней к нему снова пришел шейхКурбан. После того, как испуганные дети покинули палатку, шейх произнес,попросив переводчика переводить:

— Ты довольно давно живешь в нашем лагере. Больше месяца. Мыизучали тебя, ты изучал нас. Дети любят тебя, говорят, ты добрый человек. Но тыскрыл от нас, что не командовал в том бою своими людьми. Там был командир —капитан Симонов.

— Да, — ответил, дослушав переводчика, Кичин, — но после егосмерти командовал я.