Книга Страсть и блаженство - Ева Ховард

— А что, разве нет?

— Дэвид, тебе известно, что дети попадают в школуБраемара, когда их выгоняют из любого другого частного учебного заведения НовойАнглии?

— Мне трудно поверить в это. Эти ребята — самые лучшиеученики, каких я когда-либо обучал.

— Я ведь не говорила, что их отчислили в других школахиз-за неуспеваемости, ведь так?

— Тогда о чем ты говоришь?

— Ты когда-нибудь слышал о сексе и наркотиках? Ты ещене сообразил, что эта школа для избранных?

— Если честно, то нет.

— Это хорошо. Всегда притворяйся наивным. Это тебеидет. Но знай, что наша единственная цель здесь заключается в том, чтобыдовести любого ученика этой школы до элитарного колледжа. За это родителиплатят нам шестьдесят тысяч долларов в год за одного преступника. Как намудается заставить этих испорченных типов, богатеньких детей, зубрить кэкзаменам и проводить выходные на территории школы, когда те бежали из любогодругого интерната, куда их засаживали?

— Красивой формой?

— Это способствует, но главное — совместное общежитие.

— Родители идут на это?

— Ну, возьмем, например, Лупе Фримен. — Полавзглянула на экран. — Мать Лупе — певица в стиле панк и исполнительницасексуальных танцев из Лос-Анджелеса. Ее там называют Сатурния-Х.

— Сатурния-Х! — воскликнул Дэвид. — Я следилза ее группой в восьмидесятых годах.

— Как ты думаешь, чем занимается папочка Лупе?

— Представить не могу.

— Это Рон Фримен, издатель журналов для мужчин,выходящих огромными тиражами, борец за свободу слова и нераскаявшаяся иконасексуальной вульгарности с тех пор, как мы с тобой ходили в школу.

— Значит, вот что она имела в виду, когда в однойстрочке писала о дважды тайне.

— Ну, как, хочешь написать ее родителям домой, чтобыпожаловаться мамочке и папочке о том, что их совершеннолетняя дочь случайнонаписала тебе стихотворение?

— Думаю, они отнесутся к этому без должного сочувствия.

— Мне кажется, ты не ожидаешь, что в школе Браемараобидят или расстроят Лупе просьбой, чтобы она больше не приставала к тебе.Помни, нам нужны эти шестьдесят тысяч, которые мистер Фримен платит нам за еепоследний год обучения.

— Я тебя понимаю, хотя это не тот взгляд на вещи, ккоторому я привык.

— Итак, ты понимаешь, что сам должен разобраться вситуации с Лупе и не беспокоить ее родителей. Или школу. Тебе ведь не хочется,чтобы администрация подумала, что ты не готов справиться с первой возникшейтрудностью.

— Что ты предлагаешь?

— Ты мог бы пригласить класс к себе домой на чай, такимобразом столкнув Лупе с ее соперницей — твоей красивой женой.

— Тогда она узнает, где я живу.

— Верно.

— Что еще? Следует ли мне серьезно поговорить с ней?

— Почему бы и нет?

— Какой вариант охладит ее любовь ко мне — спокойныйотказ или хорошая взбучка?

— Только время и расстояние охладит ее любовь к тебе.

— Спасибо, ты мне здорово помогла, — сказал Дэвид,вставая.

— Да не за что. И помни, если ничто не поможет,остается порка.

— Правда? — Он остановился в дверях и улыбнулся,слыша столь неожиданный совет.

— Конечно!

— Что ты имеешь в виду?

— Это внесено в контракт каждого ученика, которыйподписан родителями.

— Ты шутишь.

— Нет.

— Может, так было тридцать лет назад.

— Может, тридцать дней назад, — поправилаона. — Как еще, по-твоему, нашим красивым молодым учительницам отбиться отприставаний мальчиков?

Дэвид пристально посмотрел на нее и убедился, что она сноваподшучивает над ним.

— Лучше берегись, мисс Роуан, если порка действительноостанется последней возможностью.

Дэвид заметил, что ее красивое лицо залилось краской. Онанадела джемпер, взяла свою сумку и первой вышла из кабинета.

— Тебя подвезти? — спросила она, вспомнив, чтосегодня утром жена высадила Дэвида у школы.

— Голубиная бухта тебе по пути?

— Конечно.

Через несколько минут он сидел рядом с ней в роскошном«Седане». Он заметил, что краска еще не совсем сошла с ее лица.

— Пола, почему ты еще не замужем? — дерзко спросилон.

— У меня не та фигура, которая нравится мужчинам.

— Глупости. Ты потрясающая. — Пола взглянула нанего:

— Ты думаешь?

— Как раз сегодня я думал о твоей классической красоте.

— А ты знаток, — улыбнулась она.

— О! Ты намекаешь на Хоуп? Она была чистым везением,поверь мне.

— Спорю, она вьет веревки из тебя.

— Совсем наоборот. Я всегда держу вожжи в своих руках.

— Как тебе это удается?

— Ты уже говорила, что единственный выход — этопорка, — ответил он, выходя из машины, когда она притормозила у«Кружевного коттеджа». — Зайдешь на чашку кофе?

— Хоуп дома?

— Она работает до четверти седьмого.

— Тогда я не осмелюсь войти.

— Почему?

— Я просто не доверяю себе, — искренне ответилаона, не без волнения думая о том, что он, возможно, не шутил, говоря о поркежены.

— Ладно, мудрая голова, пусть будет по-твоему. —Дэвид попрощался с ней и взглядом проводил уезжающую машину.

Лупе Фримен вызвали в кабинет Дэвида. Она пришла вся дрожа,стройная девушка с красивой кожей и прямыми черными волосами до пояса. На нейбыла летняя форма — серая хлопчатобумажная юбка, рубашка и белая блуза. Онаносила итальянские мокасины пятого размера, а стройные ноги украшали колготки,как и полагается ученице выпускного класса. Помня обычное нахальство Лупе,Дэвид находил ее нынешнее поведение подкупающе кротким, что, по иронии судьбы,вынудило его отбросить отрепетированную речь с выражением трогательного упрека,и вместо этого, строго велел ей сесть. Затем закурил сигарету и через столпридвинул к ней ее стихотворение.