Книга Смерть как сон - Грег Айлс

Кайсер покачал перед моим лицом пластиковой вилкой.

– Мы целый год обыскивали эти болота, и все впустую. Облазили их вдоль и поперек. Вот это озеро, кстати, тоже. И потом, не думайте, что болота – такое уж пустынное место. По ним бродят охотники, рыбаки, сборщики торфа, пожарные. Там играют дети, в лачугах у самой воды живет полным-полно народу. Задумайтесь над этим. Если похититель просто бросит тело в воду, оно всплывет и на него обязательно кто-нибудь наткнется. А мы говорим об одиннадцати телах в течение полутора лет! Нет, это не вариант. Допустим, похититель топит трупы в трясинах, до которых надо добираться на лодке. Делать незаметно это можно только ночью. Вы можете себе представить художника, способного писать такие картины и одновременно проводящего ночи на болотах, кишащих змеями и аллигаторами? Я не могу. Если речь идет именно об убийствах – в чем я не до конца уверен, – то, думаю, преступник хоронит своих жертв. Где самое безопасное для этого место? Под собственным домом. Под фундаментом или даже в подвале.

– В Новом Орлеане нет подвалов. Во время разливов вода поднимается слишком высоко. По этой же причине окрестные кладбища находятся на холмах.

– Подвалы не строились раньше, а если не строятся сейчас, то скорее в угоду давней традиции, а не по необходимости. За последние годы уровень воды стал гораздо ниже прежнего. Поэтому преступник вполне может хоронить жертв под собственным домом и их не вынесет половодьем на улицу, можете быть спокойны на этот счет. Даже не замочит. Кидайте туда время от времени ломтики лимона, и они не будут пахнуть.

У Кайсера зазвонил сотовый. Он вынул его из кармана и взглянул на экран.

– Ленц меня ищет. Ну и пусть ищет.

– Минуту назад вы сказали: «Если речь идет именно об убийствах, в чем я не до конца уверен…»

Кайсер выдержал паузу, словно вспоминая, говорил ли это.

– Ну правильно, я так сказал. И что?

– Доктор Ленц убежден, что все жертвы мертвы.

– У нас с доктором случаются разногласия по самым разным вопросам.

– Вы первый участник этого расследования, который высказывает сомнения… Бакстер говорил мне, что не поверит в гибель женщин до тех пор, пока не увидит своими глазами их бездыханные тела, но тем самым он меня просто успокаивал.

– Бакстер умница. – Кайсер не спускал с меня пристального взгляда. – Но вы правы, он сам не верит в то, что говорит.

– А вы?

– Я никогда прежде не сталкивался с такими делами. Одиннадцать женщин исчезают без следа. За полтора года ни одной весточки от преступника. Обычно маньяк, которому удается так долго водить полицию за нос, начинает заигрывать с ней.

– Но что конкретно заставляет вас допускать мысль, что они живы? И если так, то где, черт возьми, они могут находиться?

– Мир велик, мисс Гласс. Возможно, тело женщины, похищенной возле лавки Дориньяка, поможет нам получить интересные сведения. Насколько мне известно, эксперты уже провели вскрытие. Мы взяли на анализ частицы кожи у нее из-под ногтей. Позже все это может пригодиться. Токсикологическая экспертиза, возможно, тоже наведет нас на кое-какие мысли.

– Все это прекрасно, но я повторю свой вопрос: что конкретно заставляет вас думать, будто они живы?

– Вы не дослушали. На шее той женщины мы нашли один любопытный след. Словно от ожога. Подобные следы оставляют электрошокеры.

Мой пульс участился.

– И что это может значить?

– Это может значить, что в момент нападения преступник не планирует причинить жертве серьезный вред. Более того: видимо, опасаясь досадных случайностей при активном сопротивлении, он подстраховывается с помощью электрошокового устройства. Другими словами, преступник бережет своих жертв.

– Боже мой… Только бы вы оказались правы.

– Не хочу будить в вашем сердце ложные надежды, но на мой взгляд, эта улика не вполне увязывается с версией убийства. Кстати, мы сообщили журналистам, что не видим никакой связи между убийством этой женщины и серией похищений и квалифицируем это преступление как самостоятельное. Сам факт того, что тело найдено, говорит в пользу этой версии.

Кайсер вновь принялся за свое мясо и с минуту молчал. А потом без всякого перехода вдруг сказал:

– Вообще этот наш неизвестный злодей – весьма примечательная личность. Абсолютно новая бабочка в моей коллекции.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, во-первых, это первый известный мне маньяк, который зарабатывает на своих преступлениях огромные деньги. Обычно серийные убийцы не ставят перед собой цели обогащения, а напротив, как правило, несут расходы. Но наш герой – другое дело.

– Согласна.

– Во-вторых, он не ищет славы. Обычно маньяки подбрасывают тела полиции и репортерам, чтобы все об этом писали и говорили. А перед тем, как убить несчастную жертву, похитители шлют на телевидение видеопленки с запечатленными пытками, а родственникам подбрасывают в почтовые ящики отрезанные пальцы. Наш же злодей относится к похищениям лишь как к необходимому этапу написания очередной картины. И все его действия направлены только на одно – создать новый шедевр.

– Но разве сами картины не являются для него рекламой?

– Рекламой – да, но совсем другого рода. Это не просто бессмысленная известность и заголовки «желтых» газет, это приносит дополнительную прибыль. Если бы художник рисовал свои картины ради претворения в жизнь каких-то сугубо частных фантазий, он не выставлял бы их на продажу. И мы никогда бы о нем не узнали.

– Каким образом эта реклама может приносить ему дополнительную прибыль? Я что-то не очень понимаю…

– Он хочет показать всему миру искусства, на что способен. Критикам, другим художникам, коллекционерам. Возможно даже, что сами деньги интересуют его в меньшей степени, чем признание. Я не удивлюсь, если выяснится, что он не потратил из этих миллионов ни цента. Он просто знает, что в современном мире ценность любой вещи измеряется ее денежной стоимостью. А стало быть, чтобы обратить на себя внимание, его картины должны продаваться по наивысшим расценкам. Именно это сподвигло его пойти на риск и связаться с Кристофером Вингейтом. Или с тем, кто ради сохранения его инкогнито отправил Вингейта на тот свет. Это, разумеется, просто догадки.

– Мне они нравятся почему-то больше, чем те, которые я слышала раньше. А какого именно признания он ждет от созерцателей своих картин? Зачем изображать женщин мертвыми? И почему он начал серию с абстрактных полотен, затем писал «спящих женщин» и лишь потом перешел к очевидным ликам смерти?

– Вот об этом мне пока сказать нечего, – развел руками Кайсер и взглянул на часы. – Один личный вопрос, если не возражаете.

– Пожалуйста.

– Тот звонок.

– Какой звонок?

– Ну тот, из Таиланда.

– Как странно, я вспоминала о нем лишь сегодня утром. Что сказать… тогда я едва не сошла с ума.