Книга Нарциссы для Анны - Звева Казати Модиньяни

Облако заволокло луну в тот момент, когда он перелезал через подоконник, чтобы спуститься в сад, цепляясь за глицинию. Это был добрый знак — провидение заботилось о нем. Он перебрался через калитку и спокойным шагом направился к мосту Сан-Бабила, где они должны были встретиться с Риччо.

Риччо сходил с ума от беспокойства.

— Наконец-то! — пробормотал он со вздохом облегчения. — Какого черта ты там застрял?

— До прохода патруля еще пятнадцать минут, — невозмутимо ответил Чезаре.

— А где картина?

— Здесь, — ткнул он пальцем в грудь.

— Пойдем, пока нас не накрыли.

Они двинулись по корсо Виктора Эммануила, прошли мимо знаменитого миланского собора и вступили на виа Торино. Дальше их путь проходил по лабиринту бедных и грязных улочек, застроенных старыми лачугами, лепившимися одна к другой, и сообщающихся между собой множеством потайных переходов, в которых протекала жизнь преступного мира.

Тут они были в безопасности, и Чезаре придержал друга за руку, сделав ему знак остановиться.

— Возьми свою картину, — сказал он, доставая из-под рубашки полотно.

Риччо взял не глядя: тот слабый свет, что шел от дальнего фонаря, все равно не позволил бы рассмотреть ее. К тому же он ничего не смыслил в живописи. Ему обещали за эту картинку тысячу лир, остальное его не интересовало.

— А ты не пойдешь? — спросил он Чезаре.

— Куда?

— К Артисту.

— Моя работа кончается здесь. Меня ждут дома. Ты же сам знаешь. — Он сказал это твердо и непреклонно, и, как всегда, нечего было возразить.

— Я отдам тебе твою долю завтра, — сказал ему Риччо.

— Не к спеху, — ответил Чезаре. И тут, точно вспомнив еще одно дело, про которое совсем было в спешке забыл, добавил небрежно: — Я прихватил там еще одну вещь, которая мне понравилась. — И протянул украденную коробочку.

— Что это за штуковина? — удивился Риччо, вертя ее на ладони с таким видом, словно хотел выбросить.

— Не знаю, — признался парень. — Но думаю, если ты предложишь ее Артисту, он за нее хорошо заплатит.

Риччо едва не взорвался.

— На кой черт она ему? Артист просил у меня картину, а не какую-то безделушку, которой грош цена.

— А ты покажи ему и коробочку. Вполне возможно, что за нее он даже больше заплатит.

— Ты спятил? Сколько, по-твоему, он может заплатить за вещь, о которой даже не думал, которая нужна ему, как собаке пятая нога?

Риччо уже бесился от злости, но Чезаре был невозмутим.

— Говорю тебе, она должна стоить по крайней мере шесть тысяч лир. И эти шесть тысяч Артист тебе за нее отдаст.

— Держи карман шире! Кто даст такие деньги за какую-то коробочку, украденную двумя придурками, которые в первый раз пошли на дело?

— Говори за себя, — остановил его Чезаре презрительным тоном. — Я взял вещь, которая дорого стоит. И хочу за нее шесть тысяч лир.

— Да пошел ты!.. — проворчал Риччо, но больше спорить не стал.

Он разрывался между необходимостью спешить и желанием понять, отчего это Чезаре так уперся с этой коробочкой, которую не жалко было бы выбросить в первый попавшийся мусорный бак. Уже не в первый раз он, более старший и сильный, уступал младшему другу. Чезаре не размахивал руками, не поднимал голоса без крайней необходимости, однако его взгляд и его ледяное спокойствие действовали неотразимо.

— А если Артист не захочет? — спросил Риччо, бросая последний козырь. — Если он не захочет, что мы с ней сделаем, с этой безделушкой?

— Говорю тебе, он захочет, — невозмутимо настаивал приятель.

— А если предложит меньше?

— Ни на грош. Если даже предложит шесть тысяч без одного чентезимо, не отдавай. Но я уверен, что он даст столько, сколько попросишь.

Риччо развернулся, ничего не ответив и, пройдя метров сорок, свернул в темный подъезд.

18

Заголовок в «Корриере» на странице, посвященной городской хронике, подтвердил его правоту. Возбужденный, сияющий, что нечасто с ним случалось, Чезаре явился к приятелю на следующий день.

— Ну, теперь ты убедился? — торжествуя, воскликнул он.

— Черт возьми! Да у меня глаза на лоб полезли, когда Артист выложил за эту коробочку шесть тысяч лир, — сознался потрясенный Риччо.

Заголовок, набранный крупными буквами, гласил: «Арсен Лупен в палаццо Спада».

— Кто такой Арсен Лупен? — удивленно спросил Риччо.

— Герой многих романов. Благородный вор, — ответил Чезаре, — который, если где-нибудь и натыкался на книгу, то обязательно жадно проглатывал ее.

— Или вор, или благородный, — изрек Риччо с присущей ему рассудительностью.

— Перестань болтать, — оборвал его приятель. — Давай лучше еще раз прочитаем.

Репортер подавал это происшествие, стараясь не упустить ни единой детали. Он много распространялся о подробностях блестящего праздника, описывал гостей, их титулы, состояния и наряды и рассуждал о личности таинственного вора, который, конечно же, был редкий талант, настоящий мастер своего ремесла, соперник Арсена Лупена, вор-виртуоз. Согласно версии журналиста, этому благородному похитителю удалось выдать себя за своего, в обществе людей, принадлежавших к сливкам ломбардской аристократии. Многие дамы остались под впечатлением магнетического взгляда незнакомого кавалера, появившегося на мгновение и тут же исчезнувшего. «Как бы то ни было, — писал репортер, — преступник досконально знал дворец и знал, чего хотел. В кабинете знатного хозяина, где было немало антиквариата и редкостей, он взял только две вещи, но зато самые ценные: «Отдых дамы», венецианскую картину XVIII века, приписываемую кисти самого Лонги, и золотую табакерку с эмалью, отделанную небольшими, но чистейшей воды алмазами, — творение знаменитого французского ювелира. Граф Спада приобрел этот шедевр французского мастера несколько лет назад на лондонском аукционе. Специалисты оценивают его примерно в шестьдесят тысяч лир».

— Да, Артист не зря согласился выложить за эту вещицу шесть тысяч, — почесал в затылке Риччо. — А может, надо было еще больше запросить?

— Мы запросили как раз столько, сколько надо. И даже если это меньше того, что он мог за нее дать, нельзя нарушать свое слово. В конце концов мы в этом деле новички.

— Однако мы неплохо его обделали, — ухмыльнулся Риччо. На него произвело сильное впечатление, что его приняли за вора международного класса, он буквально лопался от гордости.

Весь день они проработали в прачечной, но к вечеру не чувствовали усталости, настолько вчерашняя удача окрылила их. Раза два Чезаре столкнулся с хозяйкой, всякий раз чувствуя, как ее взгляд обжигает его, но даже словом не перемолвился с ней. Он помнил конец их любовного свидания: «Все кончается здесь».