Книга Работа над ошибками - Вера Колочкова

– Наташ… Можно я спать пойду? Мне завтра вставать рано и опаздывать нельзя. На утро куча вопросов отложена…

– Ничего! Подождет твоя куча! Ты мне не ответил – любишь или нет?

– Наташ, вообще-то это не тема для крутых разборок… Ты мне еще пистолет ко лбу приставь.

– То есть как это – не тема? Ты не забыл, кем я тебе прихожусь? Я твоя жена, между прочим, и мать твоего ребенка! Ты ушел из дому с какой-то наглой девкой, тебя не было четыре часа, и я не имею права задавать тебе вопросы? Или ты думаешь, что я буду все терпеть молча и в подушку плакать, как… как Любаша?!

– О господи, ну какая еще Любаша, Натусь… Не знаю я никакой Любаши! Можно я лучше спать пойду?

Он выскочил из комнаты так торопливо, будто она гналась за ним со скалкой наперевес. А правда, хорошая мысль – про скалку… Может, действительно не стоило никаких вопросов задавать, а сразу – бац! – и скалкой по фейсу! А еще лучше – сковородкой! А еще – если б знать, что после этой физической процедуры он возьмет и волшебным образом обернется прежним Сашей. Потому что не бывает так, чтобы появилась какая-то наглая девка и все в нормальной жизни за три дня перевернула! Такое можно только сочинить, нафантазировать, нагромоздить большой книжный сюжет, и читать потом, сочувствуя бедной героине и осуждая наглую девку, и восхищаться бойким пером писательницы…

Нет, что в ее жизни происходит, в самом деле? Кто ей объяснит, наконец, что происходит?

* * *

Утром они дружно проспали, если можно именовать дружбой суетливую совместную беготню из спальни в ванную, из кухни в прихожую. Позавтракать не успели, да и не до завтрака им обоим было. Саша отводил взгляд, мучил лицо короткими бодренькими улыбками, как судорогой, и впервые, наверное, за их совместное семейное проживание пренебрег тщательным утренним бритьем. Уже в дверях клюнул виноватым поцелуем в щеку, и у нее сердце оборвалось в тоске – раньше она по утрам верещала весело, отбиваясь от его крепких дурашливых прощальных объятий. Сглотнув обиду, проговорила торопливо в его удаляющуюся спину:

– Постой, Саш… Я совсем забыла. Вчера бабушка звонила, у Тонечки сандалики порвались…

– И что? – полуобернулся он к ней, похлопывая себя по карманам. – Слушай, я, кажется, ключи от машины забыл… Они там, в прихожей, лежат. Дай мне их, пожалуйста.

– Как – что? – чуть не плача от его холодного и равнодушного тона, протянула ему ключи Наташа. – Сандалики порвались, говорю… Надо новые купить и отвезти. И сапоги резиновые… Может, вечером мы туда съездим?

– Не знаю, Наташ. Посмотрим. Я тебе позвоню потом. Пока.

– Пока…

На работу она отправилась пешком, хоть и опаздывала катастрофически. Захотелось проветриться, подышать утренним городом и вообще с мыслями в голове собраться… Хотя, если честно, собирать там особо было и нечего. Не было там никаких мыслей, одна перепуганная тоска хозяйничала. И тело было вялым, дрожало коленками, исходило холодной испариной. Тут же память услужливо подсунула ей черновичок недописанного романа, ее собственные почеркушки на полях – именно так она собиралась описать Любашино состояние, когда… когда…

Стоп. Не надо об этом думать. Нет в ее жизни никаких мистификаций, есть только глупые совпадения. Наверное, бабушка права – надо мужику иногда и сгульнуть налево, он же не ангел с крылышками, он же мужик! А она… Она будет умненькой, она будет мудренькой, она промолчит и уступит в малом, чтобы потом в большом выиграть… Может, ему вчерашнего вечера как раз и хватило, чтобы это… Уже сгульнуть? Фу, какое слово противное! Абсолютно пошлое, родом оттуда, из отвратительной человеческой псевдореальности. Но что делать, надо отдать ей дань, и пусть она ею подавится…

Она еще постояла немного на крыльце офисного здания, подняв голову и вслушиваясь в песню тополиных листьев, потом вздохнула, потянула на себя дверь, медленно поднялась по лестнице. На последней ступеньке задержалась, еще раз вдохнула и выдохнула резко. Надо идти. Вперед, по коридору…

Навстречу ей по коридору шла Анна. Высокая, красивая, в умопомрачительном платье бирюзового шелка. Черные волосы собраны назад, блестят гладью. И глаза… Нет, все-таки удивительные у нее глаза! Таких в жизни точно не бывает, такие можно только придумать… А может, она и впрямь линзы носит?

– Здравствуй, Наташа.

Ишь, как улыбается уверенно, будто раздавить хочет своей улыбкой. Ничего, мы тоже не лыком шиты, мы тоже улыбаться умеем, несмотря ни на что.

– Здравствуй, Анна.

– Я показала текст выступления Ивану Андреевичу, он одобрил.

– Ну и замечательно, что одобрил. Поздравляю с трудовыми успехами.

Вот так тебе! Съела? А ты думала, что сейчас меня жалкой и насквозь проплаканной увидишь? Да фиг тебе! Главное, не надо останавливаться, надо пройти мимо, кивнуть приветливо выглянувшей Алле Валерьяновне, перекинуться с ней незначительной парой слов… А вот и дверь родного кабинета, можно войти, плюхнуться в кресло, расслабиться, пока этой стервы зеленоглазой нет. Хотя расслабиться не удастся, вон, уже идет, стучит копытами по коридору…

Что ж, надо быстро сообразить себе на лице деловую мину, бумаги какие-нибудь поближе подтянуть. А главное, не вступать ни в какие диалоги, типа «хочет ли она кофе» и «не закрыть ли окно, иначе пух налетит». Так и будем сидеть в полном деловом игноре. Минута за минутой – и день пройдет. Господи, мука какая мученическая… Ну за что, за что ей все это? Надо бы сосредоточиться, выскользнуть из этой гнетущей обстановки хотя бы мысленно. Сейчас компьютер включим, упремся в монитор взглядом и выскользнем…

Ей и впрямь удалось через какое-то время сосредоточиться и унести себя в другое пространство – показалось, будто сидит она там, под ветками берез, облитая затейливой игрой солнечных лучей, пробивающихся сквозь дрожащие мелкие листья. И ветер шумит над головой, и облака плывут так медленно и торжественно, и люди с их суетливой борьбой живут не здесь, а где-то далеко, на другой планете… Интересно, почему они эту борьбу называют «за место под солнцем», если само солнце для них – всего лишь источник физиологического потребления? Ну, отвоевали себе кусочки тепла и света, отогрелись, огляделись, потребили, дальше пошли суетиться. А там, в продолжении кем-то потребленного света, между прочим, настоящая счастливая жизнь и прячется. Там хорошо, там очень хорошо…

Она вздрогнула, почувствовав на себе пристальный взгляд Анны. Пришлось кубарем выкатываться из теплой сосредоточенности и встряхиваться некрасиво, по-воробьиному, то есть моргать глазами и спешно придавать лицу выражение полного равнодушия. Нет, чего этой стерве от нее надо, скажите, пожалуйста? Отъехала на стуле от своего монитора и смотрит на нее, как художник на голую, уснувшую натурщицу. Взгляд спокойный, пронзительный, зеленью глаз так и режет, как бритвой. И молчит. Переглядеть решила, что ли? Нет, девушка, в пустые гляделки мы с тобой играть уж точно не будем. Мы лучше медленно и с достоинством поднимемся из кресла да к окну, например, подойдем. Откроем, впустим летящую метель в кабинет, наполним его шелестом листьев да звуками живого города – все лучше, чем в напряженной тишине сидеть.