Книга Дважды дрянь - Вера Колочкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да чего тут узнавать! И так уже все ясно.
Он сердито соскочил с кровати, подошел к окну и засопел и будто весь нахохлился, втянув голову в плечи и сунув руки в карманы джинсов.
– Чего тебе ясно, Темочка?
– Чего, чего… Это ж экспертиза генетическая была, мам! Ну, куда меня папа водил! Ты что, не поняла разве? Мне Вовка из нашего класса рассказывал, что его отец вот так же к врачу водил и велел маме не говорить… Мам, он что, не родной мне отец, да?
– Тема, я не могу сейчас об этом говорить. Давай потом.
– Нет, сейчас! Скажи мне сейчас! Чего ты со мной, как с маленьким!
– Ну, хорошо… Я скажу. Папа и вправду тебе не отец. То есть отец, конечно, но не в полном биологическом смысле. Ну, как бы тебе объяснить…
– Да ладно. Понимаю я. А кто мой отец, мам?
– Тем, я прошу тебя… Давай потом, а? Я понимаю, как тебе тяжело сейчас это все принять… Я все понимаю, Тем… Только… Это я виновата… Ты прости меня, если можешь…
– Ладно, мам. Я постараюсь, – совсем по-взрослому проговорил мальчишка, снова подходя к ней и присаживаясь рядом. – Только ты не плачь, ладно? А то опять заболеешь. Если хочешь, я даже и не спрошу больше про того, про биологического… Да и не надо мне никого, кроме папы. Я на него и не обижаюсь вовсе. Я знаю, что он меня любит. Просто… ему очень обидно, наверное. Не плачь, мам! И вообще, эта экспертиза когда еще будет… Вовка говорил, там три недели ждать надо…
Через месяц почтальон принес заказное письмо на ее имя. Исковое заявление в суд, написанное коротким и сухим юридическим языком – прошу брак расторгнуть, совместных детей от брака не имеется. И ксерокопия акта генетической экспертизы приложена с выведенными жирным курсивом строчками – данным составом крови отцовство такого-то исключается на 99,9 процента… Алевтина, прочитав бумаги и покосившись на застывшую дочь, выдохнула сердито, будто плюнула:
– Вот же дрянь какая!
– Почему же дрянь, мам? – подняла на нее грустные удивленные глаза Майя. – В чем он дрянь?
– А в том! Растил, понимаешь ли, растил Темку, как своего… А теперь – нате! Не нужен стал! Живи теперь, как хочешь! И вообще – неправильная вся эта экспертиза! Я вот слышала, что там кровь должны у всех троих брать – и у отца, и у матери, и у ребенка… Не признавай ничего, Майка! И развода ему не давай! Или пусть алименты платит, как все мужики! Ишь, чего захотел! Растил, растил, и на тебе… Та еще дрянь оказалась…
– Мам, успокойся. Все он правильно сделал. И не надо его дрянью называть. Это я – дрянь. А он нет, он совсем не такой.
– Да знаю я, что он не такой, знаю… Это уж я так говорю, от женской досады за свое родное дите. И все равно, Майка, – не давай развод!
– Все, мам, прекрати. О чем тут спорить? Он во всем прав. Поеду в Питер к назначенному судом сроку, подпишу все бумаги. Раз Леня так решил, пусть будет так.
– Майка! Да ты что! Да ты поговори с ним сначала… Может, он одумается… Он же любит тебя!
– Да, мам, наверное. А только ему от этого не легче. Наоборот, тяжелее даже. И вообще, давай закроем тему. Не хочу больше об этом говорить. Тяжело мне.
– Но, Майка…
– Все, мама! Хватит!
Выхватив у Алевтины из рук бумаги, она резко поднялась со стула, ушла к себе, снова улеглась на кровать лицом к стене. Вот и все. Кончилась одна жизнь. Надо новую начинать. Собираться с силами. Леню, понятно, жалко, но что теперь сделаешь? Ничего, он один не останется. Уедет в свою Германию, найдет там себе добропорядочную и честную фрау… Фу, как противно об этом думать! Не о том, что он фрау себе найдет, а о том, что она вот так о нем, как о совсем постороннем… И на работу надо поскорей устраиваться. Надеяться ей теперь не на кого. У мамы пенсия мизерная совсем. Бракоразводный процесс на июнь назначен, а у нее даже денег на билет до Питера нет. И Темку в здешнюю школу надо срочно устраивать – сколько можно уже! Как раз завтра каникулы весенние заканчиваются. Вот завтра она туда и пойдет…
С работой все решилось очень просто. В родной школе ее узнали, и Темку без документов пока приняли, и для нее место нашлось – как раз молоденькая учительница русского языка и литературы в декретный отпуск ушла. Опыта учительского у Майи не было никакого, но она очень старалась. Время приближалось трудное, предэкзаменационное, и потому приходилось пропадать в школе целыми днями и вечерами. И это хорошо даже было в ее положении – как говорится, больше работаешь, меньше о себе думаешь. Да о себе думать ей и в родных стенах мало приходилось. Однажды вечером встретила ее мать в дверях, и сразу бросилось в глаза – что-то не так с ней. Странное у матери было лицо. Вроде и не заплаканное, а… то самое лицо было, из той, из прошлой их жизни, озабоченное и несчастное. И в глазах – тоска неизбывная и перепуганная. Майя даже вздрогнула, почуяв неладное. Такое же вот лицо у матери было тогда, давно, когда мечтала она о морозном окошечке…
– Мам, случилось что-нибудь, да? – спросила она осторожно. – С ребятами что-нибудь? С Юлькой? С Сашкой? А Темка дома?
– Господи, да чего ты переполошилась так, Майка! Ничего у нас не случилось. Просто Ванька днем приходил, расстроил меня, паразит…
– А что такое, мам?
– Что, что… Опять приходил денег просить! Говорила я ему – не лезьте вы в эту… фу, как ее, зараза? Все время забываю…
– В ипотеку? – убитым голосом подсказала Майя, вздохнув.
– Во-во! В ее самую. Где ж это видано, каждый месяц такие деньжищи отдавать… А с другой стороны – они ж молодые, им же жить хочется! Я им раньше-то все время подсовывала, каждый месяц почти… Как приходили от вас с Леней деньги, так и подсовывала… А теперь что, теперь отказать пришлось. Наташка рассердится, наверное. Ты знаешь, она ж ребенка ждет… И как они потом будут с одной зарплаты за эту ипотеку платить, ума не приложу… Ох, горе мое тяжкое…
– Ну да… – уныло подтвердила Майя. – Да, конечно…
– Ванька-то мне, главное, говорит – у Майи попроси! А что я ему могла сказать? Не будет, говорю, денег, и не надейся… Ишь – попроси, главное! Пусть уж теперь сами выкручиваются, как хотят. Все платят, и они будут платить. А ты чего так расстроилась? Прямо с лица спала… Ничего, Майка! Не переживай. Выкрутятся небось.
Махнув рукой, Алевтина развернулась, прошаркала на кухню, унося с собой из прихожей аппетитный запах борща. Уже оттуда крикнула, стараясь придать голосу побольше бодрости:
– Иди ужинать, Майка! Чай, целый день в школе не евши…
– Иду, мам! – грустно проговорила Майя и сама испугалась прорезавшейся в своем голосе грусти-виноватости, будто и впрямь мать только что обвинила ее в чем. Но ведь ни в чем же не обвинила… В чем она может ее обвинить? Что не смогла помочь сыну с деньгами? Ну да, это понятно, это ей тяжело, наверное, да только она-то тут при чем… Совсем даже ни при чем. Хотя Ваньку жалко. И жену его, беременную Наташу, тоже жалко…