Книга Непобедимый эллин - Валентин Леженда

Поморщившись, Софоклюс снова законопатил уши и, взявшись за острую палочку, быстро застрочил…

И вот достиг Геракл далекого севера — земель гипербореев, что лежат у истоков могучего Истра. Странный был этот народ, гипербореи. Все круглолицые, узкоглазые и в теплых толстых шкурах, снятых с каких-то местных свирепых зверушек. Что ни слово, то «однако», а Геракла не иначе как «Гераклой» и не называли.

Еще у этих гипербореев были странные конусообразные жилища и удивительный обычай подкладывать под бок заночевавшему в доме гостю свою жену. Хотя оно, конечно, и понятно, ночи на севере темные и холодные. Понравилось сыну Зевса в стране гипербореев, но долг звал его продолжать свое азартное преследование, тем более что практически у всех северян он уже в гостях побывал (с ночевкой).

Однако вскоре подвернул великий герой ногу. Сокрушенно покачав головой, снял он с плеча чудесный лук и одной стрелой убил вредоносное копытное, удивляясь, почему эта светлая мысль не приходила ему в голову раньше: взять и элементарно завалить быстроногую дичь. С другой стороны, сын Зевса здорово размялся, с гипербореями подружился и их удивительно щедрый обычай познал.

«Вот бы ввести этот обычай по всей Греции!» — мечтательно думал великий герой на обратном пути в Микены…

— Приехали, кончай брехать! — гаркнул Геракл, да так, что Софоклюс услышал его даже заткнутыми ушами.

Вытащив затычки, историк осоловело огляделся.

— А ну, дай почитать. — Отлично выспавшийся сын Зевса попытался выхватить из рук хрониста свежую историческую дощечку.

— Ага, размечтался! — гневно воскликнул Софоклюс и быстренько спрятал документ в заплечную сумку, памятуя о печальной судьбе части своего эпоса, посвященной стимфалийским птицам.

— Ну, не хочешь, как хочешь. — Геракл демонстративно поджал губы.

В тусклом свете выглядывавшей из-за облаков луны показался пресловутый перекресток дорог, на котором они по обыкновению встречались с посланцем Эврисфея.

— Вон он топает, придурок, — возвестил сын Зевса, тыча пальцем в сумеречную тьму, где судорожно вздрагивал плывущий в ночи одинокий огонек.

— С факелом? — удивился сидевший в колеснице баран.

— А это чтобы от бродячих собак отбиваться, — пояснил всезнающий Геракл. — Они ночью наглеют до безобразия, нападают ради забавы на одиноких путников.

— А как он узнал, что мы прибыли в Тиринф? — в свою очередь удивился Софоклюс.

— Кто узнал?

— Ну, Копрей этот.

— Наверняка олимпийцы подсуетились. Гермес, видно, спустился вниз и сообщил, где и в какое время нас встречать.

Вид Копрей имел сильно помятый, лицо бледное, волосы всклокочены, черные круги вокруг глаз.

— Тебя что, посреди ночи из местного борделя выдернули? — громко заржал Геракл, насмешливо оглядывая постную физию Копрея.

— А как вы догадались? — искренне изумился посланец Эврисфея.

— Интуиция! — Сын Зевса воздел вверх перст. — Великая сила…

— Это кто такой? — спросил прячущийся в колеснице золотой баран.

— Это Копрей, — пояснил Геракл, — редкостный дурак, посланец Эврисфея. Он отведет тебя в Микены.

— Мамочка! — завопил Копрей, узрев механическое копытное. — Оно что, говорит?

— Оно философствует! — патетическим тоном возразил баран.

— Это и есть тот самый керинейский подвиг Геракла! — добавил Софоклюс. — Доставишь его к Эврисфею, таковы условия сделки.

— О боги, — заныл Копрей, — будь проклят тот день, когда я поступил на эту неблагодарную работу.

— Секундочку, — возразило копытное, — мы так не договаривались. Я ведь голый! Как же я пойду вместе с этим греком в Микены? Он-то меня, в отличие от косоглазого Эврисфея, прекрасно рассмотрит!

— Один момент, — кивнул Геракл, тренированным движением сдирая с Копрея длинный хитон.

— Однако! — хмыкнул великий герой, увидав на посланце не набедренную повязку, а еще одну, прятавшуюся под верхней, накидку.

— Я предполагал нечто в этом роде, — буркнул Копрей, — и потому заранее хорошо подготовился…

— Это тебе подойдет? — Сын Зевса небрежно бросил накидку капризному механизму.

— Вполне, — воодушевился баран. — Конечно, не золотое руно, но наготу кое-как прикроет.

— Теперь очередное задание, — склочно потребовал Геракл, наседая на сонного посланца.

Копрей сладко зевнул:

— Эврисфей желает, чтобы ты убил эриманфского хряка.

— Теперь пошли хряки… — сокрушенно покачал головой герой. — О Зевс, сколько еще продлится это изощренное издевательство?!

Копрей промолчал, ну а Зевс на Олимпе в это позднее время уже сладко дрых в обнимку… нет, не с очередной прекрасной феминой… а с большой бутылью, в которой весело плескались остатки пенной амброзии.

— Что за хряк? — поинтересовался Софоклюс. — Давай колись, приятель!

Посланец, не удержавшись, еще раз с подвыванием зевнул.

— Никто не знает, что это за напасть…

— Как обычно, — вставил Геракл.

— Хряк время от времени появляется на горе Эриманфе и опустошает окрестности города Псофиса.

— Значит, снова Аркадия, — смекнул Софоклюс.

— С недавних пор в Псофисе по ночам стали исчезать архитектурные произведения искусства: статуи, предметы зодческой старины.

— Ну, это обычное дело, — улыбнулся Геракл. — Уличные воришки.

— Воришки? — вытаращился Копрей. — Тогда за каким сатиром они разобрали и унесли мраморный городской фонтан вместе с писающим мальчиком, изображающим Посейдона в детстве?

— Действительно, — согласился Софоклюс, — совершенно бессмысленное преступление, если только воры не пришли из соседнего города, в котором нет писающего мальчика.

— Но ведь появись он где в Греции, об этом сразу же станет известно. Фонтан уникален!

И греки глубоко задумались.

— Мне бы ваши проблемы, — завистливо вздохнул золотой баран, кутаясь в старый грубый хитон.

— Сатир побери! — через пять минут выругался Копрей. — А я-то чего тут с вами стою как дурак и думаю? Это ведь не мои проблемы. Сами с этим хряком разбирайтесь, а я возвращаюсь в Микены досыпать.

— Погоди, — рявкнул Геракл, — ты забыл мой четвертый подвиг.

— Да-да, я здесь, — отозвался божественный механизм, подбегая к Копрею. — Мой друг, я очень рассчитываю, что путь в Микены будет долгим.

— Часа три, — подтвердил невыспавшийся посланец.

— О… — Копытное в предвкушении закатило светящиеся глаза.

Геракл с Софоклюсом сочувственно поглядели на Копрея.