Книга Порочная невинность - Нора Робертс

– Приятно познакомиться, мистер Марч.

После короткой заминки он пожал протянутую руку.

– Зовите меня просто Тоби, мэм. Как все.

– Хорошо, Тоби. Спасибо, что вы так оперативно взялись за это дело.

– Это я вам благодарен за работу. И если вы скажете, где мне взять метлу, я уберу осколки.

– Хорошо. Хотите кофе?

– Не стоит беспокоиться.

– Но никакого беспокойства нет. Я как раз хотела заварить для себя.

– Ну, тогда буду премного обязан. Черный, с тремя кусочками сахара, если можно.

– Сейчас принесу.

В эту минуту зазвонил телефон.

– Извините.

Кэролайн поспешила в холл и схватила трубку.

– Да?

– Ну, миленькая, ты ведешь просто бурную жизнь!

– Сьюзи! – Кэролайн прислонилась к перилам лестницы. – И кто это сказал, что в маленьких городках ничего не происходит?

– Так говорят только те, кто никогда в них не жил. Берк говорит, что ты не пострадала. Я бы сама приехала убедиться в этом, но мои мальчишки сегодня проспали. И у нас дома сейчас беспорядок, как после побоища.

– Со мной все о'кей. – «Если не считать похмелья, издерганных нервов и неутоленных сексуальных желаний», – добавила она про себя. – Так, немного возбуждена, и только.

– Ну еще бы! Что же в этом удивительного, милочка? Вот что я тебе скажу. У нас завтра намечается барбекю. Приезжай, посидишь в теньке, наешься до отвала и забудешь обо всех своих неприятностях.

– Было бы чудесно.

– Так я тебя жду в пять. Рыночную площадь ты найдешь легко, а потом сверни на улицу Магнолий. Наш дом третий справа. Желтый с белыми ставнями. А впрочем, ты нас сразу отыщешь по запаху жареных ребрышек.

– Буду. Спасибо, Сьюзи.

Кэролайн повесила трубку и отправилась на кухню. Она поставила кофейник на газ, заправила ломтиками хлеба тостер и достала малиновый джем. За окном жаркое солнце сушило влажную траву, и горячий запах зелени был такой же аппетитный, как запах кофе. Кэролайн увидела, как дятел, сидя на стволе дерева, тоже собирается завтракать.

У крыльца раздался звучный бархатный баритон Тоби – это был возвышенный псалом о счастье обрести наконец мир и покой. И Кэролайн вдруг почувствовала, что головная боль прошла и в глазах прояснилось.

Да, несмотря ни на что, хорошо быть дома!

А не так далеко от нее кто-то лежал в тяжелом сне на скомканных, влажных от пота простынях и стонал. Кошмарные видения, словно черные воды, заливали сознание. Снились греховные объятия, кровь, опьянение властью… Эти сны не всегда вспоминались днем. Иногда они трепетали, как крылья бабочек, на грани памяти и забвения, пронизывая мозг и оставляя за собой сегодняшнюю боль в душе.

Женщины. Снились всегда женщины. Грубые, вульгарные, ухмыляющиеся ведьмы! И мучило желание ими обладать – касаться их гладкой кожи, вдыхать запахи горячих плотских соков – отвратительное желание. Иногда перерывы между снами были долгими. Дни, недели, даже месяцы – и тогда в душе поселялось спокойное равнодушие. Но потом обязательно какая-нибудь из них совершала нечто такое, что требовало сурового воздаяния.

И опять возникала боль, опять рос и распалялся голод. И ничто не могло утолить его – только кровь! Зато когда этот голод бывал утолен, приходила странная безумная радость от сознания, что никто и никогда не разгадает тайну. Сколько бы они ни старались, сколько бы ни употребляли усилий, все равно доказательств вины отыскать невозможно!

В Инносенсе поселилось безумие, но оно было хорошо замаскировано и выглядело вполне безобидно. И по мере того, как лето катилось в зенит, безумие все усиливалось и росло под беспечной оболочкой. И улыбалось.

Доктор Теодор Рубинстайн – Тедди, как его называли друзья, воспринимал себя по-прежнему как молодого, неунывающего парня. Он знал, что при маленьких темных глазках, немного скошенном подбородке и землистом цвете лица на красавца не тянет. И поэтому считал, что путь к женским сердцам лежит через юмор.

Индивидуальность, личный шарм привлекают кокетливых крошек не меньше, чем профиль Антиноя!

Мурлыкая под нос песенку, он тщательно мыл руки в раковине бальзамировочного зала Палмеровского похоронного бюро. А за ним, на фаянсовом старомодном столе с желобками по обе стороны, лежало обнаженное тело Эдды Лу Хэттингер. Под безжалостным светом флюоресцентных ламп ее кожа казалась зеленоватой.

Но это зрелище ничуть не лишало старину Тедди аппетита. Он выбрал специальностью медицину потому, что так ему на роду было написано. Он являлся представителем четвертого поколения Рубинстайнов, у которых на медной дощечке на двери было написано «доктор». Но, еще не кончив первого курса, Тедди внезапно ощутил в себе непреодолимое отвращение к больным людям.

С мертвыми дело обстояло иначе.

Ему никогда не претило работать с трупом, в то время как больничные палаты с кряхтящими и стонущими пациентами ввергали его в дрожь. И в первый же раз, когда его пригласили на вскрытие, он понял, что нашел свое призвание.

Мертвые не стонут и не жалуются, их не надо спасать от смерти, и, уж точно, они не подадут в суд за непрофессиональное отношение. Но они всегда представляют собой загадку, которую надо решить. Вы их разнимаете на части, узнаете, что у них было не так, как надо, и заполняете отчет о проделанном.

Тедди любил и умел разгадывать загадки и знал, что в мертвых понимает гораздо больше, чем в живых. И пусть его бывшие жены, брызгая слюной, с удовлетворением распространялись о его бесчувственности, эгоизме и извращенном чувстве юмора, сам Тедди считал себя настоящим весельчаком и забавником.

Забавно, например, вставить в руку трупа будильник с веселой мелодией, чтобы немного оживить скучную рутину вскрытия.

Бернсу, правда, так не казалось, но Тедди обожал позлить Бернса. Вот и сейчас, натягивая хирургические перчатки, он улыбнулся, предвкушая развлечение. Дело в том, что Тедди уже несколько недель обдумывал одну шутку, ожидая возможности сыграть ее с кем-нибудь вроде застегнутого на все пуговицы Мэтта Бернса. Все, что ему требовалось, так это найти подходящее тело.

Тедди послал Эдде Лу благодарный воздушный поцелуй и включил диктофон.

– Итак, что мы имеем? – начал он с нарочито сильным южным акцентом. – Это женщина, индоевропейской расы, лет двадцати пяти, идентифицированная как Эдда Лу Хэттингер. Рост примерно пять футов пять дюймов, вес 56 килограммов. Пострадала от множества ножевых ранений. Извини меня, Эдда Лу, – добавил Тедди, начиная считать. – Двадцать два отверстия, сосредоточенных, главным образом, в области груди, живота и гениталий. Впоследствии ей нанесли один горизонтальный удар: рассечены сонная артерия, трахея и голосовые связки. Был использован некий острый инструмент с гладким лезвием. Судя по углу наклона и глубине разреза, удар нанесен слева направо, а это свидетельствует, что убийца – правша.