Книга Я сижу на берегу - Рубен Давид Гонсалес Гальего

– Не буду. Достал ты меня. Не можешь просто объяснить, тогда молчи. И подавись своими деньгами.

Миша не обижается. За все время, пока я его знаю, Миша никогда на меня не обижался. Вслух он говорит, что на дураков не обижаются, но я знаю, Миша думает, что если я чего–то не понял, то это его вина. Если я не понимаю, то это он не смог объяснить.

– Но что такое пирамида Хеопса и кто ее строил ты знаешь?

– Знаю.

– И когда ее строили тоже знаешь?

– Тоже знаю, но не понимаю, какое отношение имеет пирамида Хеопса к деньгам.

– Я тоже не понимаю, какое отношение вся эта муть про фараонов имеет к тебе, ко мне и к ситуации, в которой мы находимся. Зачем тебе все это знать, ты представляешь? Ты же даже элементарных вещей не понимаешь. Почему дедушки стоят около ворот?

– Не знаю. Гуляют, наверное. Свежим воздухом дышат.

– Свежим воздухом они могли бы и на лавочке дышать.

– Тогда не знаю. Просто так стоят.

– Просто так только идиоты вроде тебя могут про древний мир читать. Остальные люди делают все с определенной целью. Ты у ворот долго стоял?

– Я не стоял у ворот, я издалека на ворота смотрел.

– И что ты там увидел?

– Ничего особенного. Одни дедушки быстро входят и выходят. Бабушки тоже. Другие стоят возле ворот.

– Вывод?

– Да никакого вывода.

– И куда они выходят?

– В магазин, наверное. Они с сумками возвращаются.

– Шерлок Холмс. Итак. Одни дедушки стоят возле ворот, другие выходят и возвращаются с сумками. Твой вывод?

– Не знаю. Может быть, они раньше сходили в магазин, может, потом пойдут.

– Они пойдут в магазин раньше или позже, тут ты прав. Ты вывод можешь сделать или нет?

– Нет. Устал я уже думать.

– Ты не мог устать думать. Чтобы устать думать, нужно начать думать.

– Тогда не устал, тогда мне надоело.

– Всегда так. За пять минут до вывода тебе надоедает. Так ты никогда ничему не научишься. Рано или поздно дедушки пойдут в магазин. И что они там купят? Угадай с трех раз: справочник по математике, книгу по истории древнего мира или шоколадных конфет?

– Да понял я.

– И что ты понял?

– Водку они купят. Алкоголики они, и в тюрьме сидели. Все? Теперь отстанешь от меня?

– Деньги на место положил?

– Положил.

– Вопросов нет? Свободен.

– Есть вопрос.

– Давай свой вопрос, пока я добрый.

– Как я должен был поступить, чтобы купить конфет?

– Сказать мне. Я дольше тебя здесь живу, всех знаю. Понял?

– Понял.

Миша молчит. Миша молчит не просто так. Он молчит специально. Миша уверен, что мне надо дать время подумать. Я тоже молчу. Я знаю, что если я скажу глупость, Миша начнет объяснять мне, почему я не прав. Но я не такой, как Миша. Я не умею долго молчать. Пару часов я читаю книгу. Но рано или поздно надоедает даже читать.

– Миша, – говорю я.

– Чего тебе?

– Ты конфет купишь?

– Куплю, если угадаешь, почему я куплю конфет специально для тебя.

– А если не угадаю?

– Все равно куплю. Теперь угадал?

– Нет.

– Я так и думал.

– Миша.

– Что?

– Я не понял. Ты купишь конфеты в любом случае, при этом хочешь, чтобы я угадал причину. Это похоже на загадку Сфинкса.

– Какого Сфинкса?

Я рассказываю Мише про Сфинкса. Сам Миша книг не читает, но иногда ему нравится, когда я рассказываю.

– Все просто, Рубен, все очень просто. Я куплю тебе конфет в любом случае. Если ты понял, почему, и если не понял. В конфетах сахар, от сахара умнеют. При худшем варианте мы просто поедим конфет, в лучшем – ты станешь чуть–чуть умнее.

– Ты шутишь?

– Шучу, конечно. А что мне еще остается?

Я подъезжаю к Мише, передвигаю его руки и ноги. Его левая нога совсем холодная. Надо ехать за нянечками. Когда тяну Мишу за руку, вижу его глаза. Он совсем на меня не сердится. Миша никогда не сердится на мою глупость. Он умный.

ГОЛОСА

Дом престарелых – большое помещение. Три этажа. Библиотека, актовый зал, морг, третий этаж. Мне не надо так много, нам с Мишей вполне хватает нашей комнаты. Если долго крутить колеса, я могу добраться до туалета. Туалет – главное. Все остальное, по сравнению с туалетом, – ерунда, ничего не стоящая ерунда.

Я возвращаюсь в нашу комнату. На этот раз меня не было особенно долго. Ноги у Миши совсем замерзли. Я нагибаюсь, чтобы поправить Мише ногу, тяну, но Мишина нога не двигается ни на сантиметр. Я откидываю голову на спинку коляски, тяжело дышу.

– Миша, мне плохо.

– Как можно глубже вдохни и выдохни несколько раз.

– Голова кружится и зайчики перед глазами.

– Что–нибудь болит?

– Ничего. Но странно так. Когда ехал по коридору, слышал голоса. Как будто ты звал или Сашка Поддубный.

– Это нормально. Ты сходишь с ума.

– Шуточки у тебя. Не смешно.

– Я не шучу. Делай что говорю, быстро. На столе стоит пузырек из–под валерьянки. Вытащи пробку и выпей.

– Мне не нужна валерьянка.

– Тебе не нужна валерьянка, и я не призываю тебя пить валерьянку.

– Не понял.

– Понимать я тебя тоже не прошу. Пей быстрее.

– А что там?

– Вытяжка из твоих мозгов, моча молодого поросенка. Пей. Я знаю, что делаю.

Мне совсем плохо. Так плохо, что нет сил спорить. Впрочем, мне трудно спорить с Мишей и в нормальном состоянии. Рывком подталкиваю коляску к столу, двумя руками поднимаю маленький пузырек. Руки дрожат. Мои руки иногда дрожат, но в этот раз они дрожат особенно сильно. Вынимаю зубами пробку, ставлю пузырек на стол, откладываю пробку в сторону.

– Не нюхай, выдохни воздух и выпей все одним глотком. – Голос Миши напряжен. Он приказывает, а не просит. Но мне уже все равно. Я подчиняюсь. Мне так плохо, что хуже уже не может быть. Жидкость обжигает горло. Странно, вкус мне незнаком, но что–то напоминает. На секунду перехватывает дыхание, текут слезы.

– Сука.

Это все, что я могу произнести. На большее не хватает дыхания.

– Передвинь мне ноги.

Я неожиданно легко передвигаю Мишины ноги, тяну его за руку. Усталости нет, руки перестали дрожать.