Книга Дом ужасов - Дин Кунц

Вот почему теперь, стоя на кухне вечером того дня, когда она узнала о беременности Эми, Эллен допила водку с апельсиновым соком, которые налила в стакан лишь несколькими минутами раньше, и быстро наполнила его вновь. Она опиралась на два костыля: спиртное и религию. Без этих подпорок она бы не протянула последние двадцать пять лет.

Поначалу, в первый год после ухода от Конрада, ей хватало одной религии. Ее взяли официанткой, деньги на жизнь появились, и большую часть свободного времени она проводила в церкви. Обнаружила, что молитва успокаивает нервы, исповедь — бальзам для души, а облатка Причастия, положенная на язык во время мессы, насыщает сильнее, чем обед из шести блюд. В конце этого первого года, который она прожила одна, через два года после побега из дома с Конрадом, Эллен более-менее обрела душевный покой. Правда, по ночам ей все еще снились кошмары. Она все еще боролось с совестью, пытаясь решить, то ли она жутко согрешила, то ли выполнила Божью волю, убив Виктора. Но, по крайней мере, работая официанткой, она впервые в жизни обрела независимость и, соответственно, повысила уровень самооценки. Более того, обрела достаточную уверенность в себе, чтобы съездить домой в надежде наладить отношения с родителями.

Именно тогда она и узнала, что в ее отсутствие они умерли. Джозефа Джавенетто свалил обширный инсульт через месяц после ее побега.

Джина, ее мать, умерла шестью месяцами позже. Так иногда случается: муж и жена уходят друг за другом, потому что не выдерживают одиночества.

Хотя Эллен никогда не была близка с родителями и хотя строгость и набожность Джины вызывали напряженность в отношениях матери и дочери, Эллен потрясло известие о смерти отца и матери. У нее возникло ощущение холодной пустоты, которая окружила ее со всех сторон. За случившееся она принялась винить себя. Убежала из дома, оставив матери короткую, резкую записку, не попрощалась с отцом… все это могло послужить причиной инсульта. Возможно, она преувеличивала свои «заслуги» в смерти родителей, но не могла отделаться от чувства вины.

И поскольку одна религия более не могла ее утешить, она подкрепила милосердие Иисуса милосердием бутылки. Пила Эллен много: в этом году больше, чем в предыдущем, а в следующем ставила новый рекорд. Только в семье знали о ее пристрастии к алкоголю. Женщины-прихожанки, с которыми она работала четыре дня в неделю по различным благотворительным проектам, пришли бы в ужас, узнав, что тихая, уравновешенная, трудолюбивая, набожная Эллен Харпер по вечерам в собственном доме, за закрытыми дверями, становилась совсем другим человеком: святая превращалась в алкоголичку.

Она презирала себя за возрастающую тягу к водке. Но без спиртного она не могла спать, спиртное блокировало ночные кошмары и давало ей несколько блаженных часов забытья от тревог и страхов, которые пожирали ее живьем последние двадцать пять лет.

Эллен поставила на кухонный стол бутылку водки и пакет апельсинового сока, отодвинула стул, села. Теперь, когда в стакане оставалось на донышке, ей не приходилось вставать, чтобы вновь наполнить его. И необходимость подходить к холодильнику возникала, лишь когда кубики льда превращались в воду.

Какое-то время она посидела, прикладываясь к стакану, а потом, когда посмотрела на стул по другую сторону стола, вспомнила, как утром на нем сидела Эми и говорила: «Меня тошнит по утрам, ко мне не пришли месячные, я точно беременна, знаю, что беременна…»Очень живо Эллен вспомнила, как ударила дочь, как трясла ее, ругала последними словами. Если бы закрыла глаза, увидела бы, как заставляет Эми встать на колени, как тычет головой в пол, кричит, словно безумная, молится во весь голос…

По ее телу пробежала дрожь.

«Господи, — внезапно ее пронзила мысль, от которой защемило сердце. — Я ведь такая же, как моя мать! Я веду себя совсем как Джина. Руковожу мужем, как руководила моим отцом Джина. Строга с детьми и так увлечена религией, что построила стену между собой и своей семьей… точно такую же стену, какую построила моя мать».

Голова Эллен пошла кругом, и не только от водки. Ее поразило сходство жизненного уклада семьи, в которой она воспитывалась, и той, которую создала сама.

Она закрыла лицо руками, устыдилась, взглянув на себя со столь неожиданной стороны. Руки похолодели.

Кухонные часы тикали, как часовой механизм бомбы.

«Совсем как Джина».

Она яростно замотала головой, словно решила отогнать эту неприятную мысль. Она не была такой же суровой, отстраненной и все запрещающей, как ее мать. Не была. Но даже если и была, в настоящий момент думать об этом, что-то менять она не могла. С беременностью Эми забот и так хватало. И такие серьезные проблемы следовало решать по одной. Если в чреве дочери росло что-то ужасное, избавление от плода, конечно же, стояло на первом месте. И вот после аборта, возможно, у нее появилась бы возможность заново переосмыслить свою жизнь и решить, какой женщиной она в итоге стала. Может, она даже сможет дать оценку тому, как повлияла на собственную семью. Но не теперь. Господи, пожалуйста, не теперь.

Она подняла стакан и осушила его, словно в нем была чистая вода. Нетвердой рукой налила немного апельсинового сока и гораздо больше водки.

Обычно Эллен напивалась где-то между одиннадцатью вечера и полуночью, но в этот день уже в половине десятого была хороша. В голове шумело, язык не слушался. Она словно куда-то плыла. Достигла того приятного состояния, к которому так стремилась: когда в голове не остается ни одной мысли.

Взглянув на часы и увидев, что они показывают половину десятого, она вспомнила, что в это время Джой должен ложиться спать. Решила подняться наверх, убедиться, что он помолился перед сном, подоткнуть одеяло, пожелать спокойной ночи, рассказать сказку. Она с давних пор не рассказывала ему сказку на ночь. Ему, наверное, понравилось бы. Он еще не настолько вырос, чтобы уже не слушать сказки на ночь, так? Он все еще ребенок. Маленький ангелочек. У него такое нежное, ангельское, детское личико. Иногда она любила его так сильно, что любовь едва не разрывала ее. Как вот теперь. Ее переполняла любовь к маленькому Джою. Она хотела поцеловать его милое личико. Хотела присесть на край кровати и рассказать сказку про эльфов и принцесс. Как же это будет хорошо и приятно — сидеть на краешке кровати и смотреть, как он ей улыбается.

Эллен допила стакан и поднялась. Встала слишком уж быстро, и кухня закружилась у нее перед глазами, так что ей пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть.

Пересекая гостиную, она врезалась бедром в приставной столик и сшибла прекрасную, ручной работы, деревянную статуэтку Иисуса, которую купила давным-давно, когда еще работала официанткой. Статуэтка упала на ковер, и, хотя она была лишь в фут высотой и совсем не тяжелая, Эллен пришлось затратить немало усилий в попытке ухватить ее и поставить на столик; пальцы напоминали сосиски и отказывались гнуться как положено.

Тут она задалась вопросом: а может, сказка на ночь — идея не из лучших? Может, не стоит ей подниматься наверх? Но потом подумала о нежном личике Джоя и его ангельской улыбке и поднялась по лестнице. Ступени так и норовили ускользнуть из-под ног, но ей удалось добраться до второго этажа, не упав.