Книга Веспасиан. Павший орел Рима - Роберт Фаббри

В таком случае, рассудил Клемент, если новая власть начнёт мстить заговорщикам, Клементина потеряет лишь брата, но не мужа.

Между тем внизу, на сцене, пьеса подошла к счастливому финалу. Персонажи выходили на брачный пир через дверь в фасаде скены — двухэтажного сооружения с колоннами, окнами, дверями и арками. Когда последний актёр повернулся, чтобы обратиться к зрителям, Сабин ещё ниже натянул на глаза капюшон.

— С радостью предлагаем всем нашим друзьям, собравшимся здесь, присоединиться к нам. Но хорошего понемножку, и того, чего достаточно для шестерых, не хватит для нескольких тысяч. Поэтому позвольте пожелать вам доброго пира дома и попросить, в свою очередь, вашей благодарности.

Публика разразилась аплодисментами. В императорской ложе германцы-телохранители расступились, чтобы пропустить в неё высокого мужчину в пурпурной мантии и с золотой диадемой на голове. Вошедший поклонился Калигуле на восточный лад, прижав обе руки к груди.

— Что этот здесь делает? — недоумённо спросил Клемента Сабин.

— Ирод Агриппа? Он в Риме вот уже три месяца. Просит императора расширить владения его царства. Калигула глумится над ним, заставляет страдать из-за собственной алчности. Обращается с ним так же скверно, что и со своим дядей Клавдием.

На глазах у Сабина иудейский царь занял место рядом с Клавдием и обменялся с ним несколькими словами.

— Калигула скоро уйдёт из театра и отправится в бани, — сообщил Клемент, когда рукоплескания начали стихать. — По пути туда он пожелал послушать пение юных греков из Этолии, которые будут выступать завтра. Каллист велел им ждать перед домом Августа, у входа в коридор, который ведёт прямо к лестнице возле императорской ложи. Ты можешь попасть туда через этот выход.

С этими словами Клемент указал влево, на самые крайние из ворот в задней части театра. Они были заперты.

— Постучишь три раза, пропустишь один удар и снова повторишь условный сигнал.

Ворота охраняют два моих человека, оба — центурионы. Им велено тебя ждать и впустить внутрь. Пароль — «свобода». На всякий случай закрой лицо шейным платком. Чем меньше людей узнают тебя, тем лучше, ведь кто знает, чем это может закончиться. Херея, Корнелий и я проводим Калигулу из ложи вверх по лестнице.

Как только ты увидишь, что мы уходим, беги в коридор. Встретимся там на полпути. Я задержу германцев. Прикажу им не пускать никого вслед за Калигулой, так что у нас будет время, правда, совсем немного. Ударь его мечом, не мешкая, как можно быстрее, — сказал Клемент и протянул ему правую руку.

— Непременно, мой друг. Я так и сделаю, — пообещал Сабин, крепко — даже крепче, чем обычно, — пожимая ему руку. — Это будет удар прямо в шею.

Они какой-то миг смотрели друг другу в глаза, затем кивнули и расстались, больше не сказав ни слова. Оба понимали: этот день может стать для них последним.

Сабин проводил взглядом Клемента. Тот вошёл в императорскую ложу. Его самого охватило удивительное спокойствие. Ему было всё равно, останется он сегодня жив или погибнет. Главное, отомстить за насилие, учинённое над Клементиной. Отомстить тому, кто объявил себя бессмертным богом, властвующим над всеми людьми. Сегодня этот фальшивый бог узнает пределы своего бессмертия. В память Сабина огненной печатью врезалось лицо Клементины, взглядом умолявшей спасти её от позорной участи.

Тогда он подвёл Клементину, не смог спасти от бесчестья, но теперь ему ничто не помешает отомстить за неё. Сабин снова сжал рукоятку меча. На этот раз его ладонь была сухой. Сабин сделал глубокий вздох. Сердце в груди билось спокойно и мерно.

На просцениум выбежала стайка акробатов, которые тотчас начали прыгать, кувыркаться, ходить на руках. Но как высоко они ни подпрыгивали, это не вызвало у публики особого интереса. Взгляды присутствующих были прикованы к Калигуле, который встал и собирался уходить.

Сабин увидел, как германцы отсалютовали Клементу, когда тот рявкнул на них, отдавая приказ. Кассий Херея и Корнелий Сабин сдвинулись со своих мест и встали за креслом императора. Старший консул осыпал сандалии Калигулы последними поцелуями, за что объект обожания лягнул его ногой и встал.

Зрители разразились ликующими криками, приветствуя Калигулу как своего бога и императора, но бог и император не удостоил их вниманием.

Вместо этого он посмотрел на Клавдия и, приподняв ему голову, словно ножом, провёл по горлу пальцем. Клавдий в ужасе дёрнулся и поспешил облобызать руку племянника.

Калигула с видимым отвращением вытер слюну с руки о волосы Клавдия и что-то крикнул ему в лицо. Расслышать слова из-за шума было невозможно. Клавдий немедленно вскочил на ноги и бросился бегом из ложи. Германцы тотчас расступились, пропуская его, и он исчез настолько быстро, насколько позволяли ему больные ноги. Сабин не сводил глаз с Калигулы. Тот переключил внимание на Ирода Агриппу и что-то ему крикнул. Агриппа, подобострастно кланяясь, попятился из ложи. Калигула рассмеялся, откинув голову, и тут же, к великому восторгу зрителей, изобразил, как раболепно иудейский царь только что покинул императорскую ложу. Вдоволь позабавившись, он вышел из ложи сам, шлёпнув при этом Херею по мягкому месту.

От Сабина не ускользнуло, как напрягся трибун, как потянулся к рукоятке меча. Впрочем, его рука застыла на полпути. Перехватив взгляд Клемента, Херея шагнул к нему и встал рядом. Но, даже когда он вместе с Корнелием последовал за Калигулой к лестнице, пальцы его продолжали нервно сжиматься и разжиматься. Перед тем как выйти из ложи, Клемент на миг встретился с Сабином взглядом. Он прошёл мимо телохранителей-германцев. Половина их последовала за ним, чтобы перекрыть лестницу, пока по ней поднимался император со своей свитой. Старший консул ощупывал разбитое лицо под неусыпным взглядом восьмерых германцев, оставшихся охранять императорскую ложу.

Всё шло по плану.

Сабин повернулся и зашагал по последнему ряду зрительских мест, к воротам, на которые ему указал Клемент. Закрыв лицо шейным платком, он костяшками пальцев постучал в деревянную дверь. Засов тотчас отодвинулся, и дверь слегка приоткрылась. Сабин заглянул в тёмную щель и встретился взглядом с центурионом преторианской гвардии.

— «Свобода», — прошептал он.

Едва заметно кивнув головой, центурион отступил назад и распахнул дверь. Сабин вошёл внутрь.

— Сюда, господин, — произнёс второй центурион и тут же повернулся к вошедшему спиной. Его товарищ закрыл дверь на задвижку.

Сабин последовал за центурионом по мощёной дорожке, которая плавно взбиралась на Палатинский холм. Сверху доносились звуки траурной музыки. За спиной ритмично цокали подкованные сандалии центуриона, шедшего сзади.

Через три десятка шагов они оказались на вершине холма. Слева от себя Сабин увидел две центурии воинов в туниках и тогах, застывшие рядом с юными греками, репетировавшими меланхоличный гимн перед некогда великолепным фасадом дома Августа. Ещё недавно это архитектурное сооружение сочетало в себе изящество и величие. Увы, теперь оно было изуродовано пристройками, добавленными по прихоти Калигулы.