Книга Родовой кинжал - Александра Руда

Вся моя жизнь последние два года была направлена на то, чтобы пойти на эту проклятую всеми дрыхлями[2]и чахами[3]войну с соседним государством нечисти. А она внезапно закончилась. Вот так. Десять лет воевали; на этой войне обогатилось и покрыло свое имя славой или позором огромное количество народа, а как только я была готова записаться в ряды доблестной королевской армии, война закончилась, разбив все мои мечты и оставив незаживающую рану в сердце.

Вот поэтому в это далеко не прекрасное утро я оказалась на грязной лавке в Зале Собраний, оставив свою анкету вербовщику. Мне нужна была работа, и как можно быстрее.

— На войну? — Есень некрасиво открыл рот. — Ты — и на войну?

— Да, — спокойно ответила я.

— Но… такая девушка, как ты, — и на войну? Я не понимаю…

Я молча пожала плечами. Объяснять новому знакомому ничего не хотелось. Конечно, очень худая, даже тощая — в последние годы мне редко приходилось есть вдоволь, — и к тому же невысокая, я не выглядела, как воительница-степнячка, которая научилась стрелять из лука раньше, чем ходить. Да, откровенно говоря, я вообще не выглядела воительницей, даже начинающей. Но вербовщики нигде и никогда не указывали, что при приеме в войско существуют какие-то ограничения. Брали даже увечных и слепых — работа всегда найдется.

Конечно, я категорически не хотела идти в пехоту, в которую брали всех без разбора, и бесславно закончить свою жизнь в кратчайшие сроки, послужив «мясом» во время какой-нибудь военной операции, или сидеть сиднем при штабе, разбирая многочисленные бумажки, рапорты и донесения. Поэтому пришлось пойти на краткие Магические курсы, чтобы, имея диплом, получить хоть какую-то приличную должность в армии.

А война тем временем закончилась, потому что король обнаружил пустующую казну, увлекся созданием новой службы посланников и не хотел больше воевать. Ошалевшая от подвалившего счастья нечисть безропотно подписала мирный договор, а армия получила передышку перед наведением порядка в стране.

— Я тоже хотел пойти на войну, — признался молодой маг. — Даже университет бросил. Хотел опыта набраться, чтобы покорить свою любимую. Она — самая лучшая студентка у нас на курсе, а я… я все время заклинания путаю. Записался в войско, собрал вещи. А потом вербовщик приказал явиться к Залу Собраний. Я неудачник. И чем я теперь поражу Цаю?

Он шмыгнул носом.

— Сочувствую, — сказала я мягко.

— А давай подойдем к капитанам, — загорелся идеей Есень, и сразу печаль ушла из его глаз, — которые формируют команды. И попросимся в одну группу!

— Не думаю, что это хорошая идея, — ответила я после некоторого раздумья. — Ты же слышал, что сказал герольд: группы будут межрасовыми.

— Не слышал, — признался маг. — У меня так в ушах звенело после удара, что я ничего не слышал. Ну и кулак у этого тролля! Так это что, значит, я буду в одной группе с эльфом?

— Ты не любишь эльфов? — Я убрала пальцы от его виска, выбросила остатки льда и критически осмотрела полученный результат. Далеко не идеально. Зато опухоль спала и багровый кровоподтек превратился в желтый.

— Я к ним равнодушен, а вот Цая — нет. — Молодой маг осторожно ощупал лицо, поводил изнутри по щеке языком и, кажется, остался вполне довольным результатом. — Представляешь, я попрошу ее прийти, когда мы будем отправляться в провинцию или приграничье, куда нас там пошлют, а она увидит в моей группе эльфа. Угадай, на кого она будет смотреть?

Есень пригорюнился, катая по столу шарики из оставшихся после предыдущих посетителей крошек. Я посчитала свое присутствие лишним и тихо ушла. Молодой маг меня не остановил, полностью погруженный в свои мысли.

В крохотной съемной квартирке в мансарде доходного дома меня ждала няня. Она сидела на табуретке возле открытого окошка и вязала мне толстый свитер, что-то тихо напевая.

Няня была рядом с самого моего рождения и, сколько себя помню, всегда что-то пела. Петь она перестала год назад, когда я поступила на краткие курсы, чтобы пойти на войну. Она не отговаривала меня, просто перестала петь, и это действовало хуже слез и уговоров. Последнее время я держалась изо всех сил, обещая себе, что буду посылать ей все жалованье, пусть она купит себе платье и набор кастрюль, о которых давно мечтала.

А потом война закончилась, и няня снова начала петь. Теперь меня это раздражало. Она могла бы и не так явно выражать свою радость оттого, что все мои планы рухнули.

— Цыпленочек! — Няня обернулась и расплылась в улыбке, после которой мне всегда хотелось упасть к ней в объятия и спрятаться на объемистой груди от всех невзгод. — И как королевская служба?

Я решила не посвящать няню в то, что на собрании случилась драка, зачем лишний раз волновать старушку, и сказала, стараясь подавить волнение:

— Завтра нас будут распределять в межрасовые группы для лучшего сплочения народов королевства. — Брови няни удивленно приподнялись, но она ничего не сказала. — Интересно, кто попадется мне?

— Главное, чтобы у них был хороший характер. — Няня ласково погладила меня по щеке. — Не беспокойся заранее, цыпленочек, все равно ты ничего не изменишь. Только спать будешь хуже.

Завтра наступило быстрее, чем я думала. Вот я только-только заснула под привычное бормотание молитвы, в которой няня просила всех известных богов позаботиться об ее цыпленочке, а уже она будит меня нежными прикосновениями к плечу, а из кухоньки доносится запах свежеиспеченных булочек с корицей.

— У тебя все будет хорошо, — сказала няня на прощание. — Я в этом уверена. Я сегодня молилась всю ночь. И даже Эйвиллиниели, и Велунду, и Пахану тоже молилась, чтобы они присмотрели за жеребьевкой и в твою группу кто зря не попался.

— Няня… — сказала я строго, в который раз сожалея, что няня всегда присутствовала на моих уроках, внимательно слушая наемных преподавателей. Иногда мне казалось, что она знает куда больше, чем я. — Не утруждай богов других рас заботами обо мне. Ты думаешь, им мало заботы со своими подопечными?

Няня поджала губы.

— Ну не знаю, — сказала она тоном «конечно, конечно, куда там старой глупой няне до понимания мировых процессов», — тролли своего Пахана поминают только в выражениях, которые приличным людям и знать-то стыдно, не то что произносить. Думаю, Пахану будет приятно, если кто-то к нему обратится по-хорошему.

— Ты уверена, что он понимает литературную речь? — усомнилась я.

Глаза няни блеснули. Она поняла, что в этом споре победила.

— Он мог понять интонацию, — сказала он тоном знатока, к которому боги каждый день заходят на чашечку чая.

Когда я пришла на следующий день в Зал Собраний, то обнаружила, что народа там было вполовину меньше, чем вчера.