Книга Цветы полуночи: Фаворитка мятежного герцога - Морвейн Ветер

Виктор осторожно развернул письмо и прочитал. Усмехнулся и вернул его Мишель.

– Отличная подделка.

Мишель внимательно посмотрела на него.

– Это не подделка, милорд. Письмо настоящее.

– Не слишком верится, что мой горе-братец способен на подобное, но… Не важно. Думаю, есть люди, которые не захотели бы прочесть это письмо – правда в нём или ложь. Осталось устроить так, чтобы письмо попало в нужные руки.

– Анна, милорд. Любовница короля.

Виктор хмыкнул и, отложив письмо, вернулся к окну.

– Анна Бомон… Думаешь, она настолько ненавидит короля?

– Думаю, вы сумеете её уговорить.

Глава 2. Сожжённое письмо

Анна сидела в парке, глядя на берег пруда, и потягивала чай из нового сервиза, привезённого накануне из далёкой восточной империи и подаренного ей королём. Подаренного, чтобы загладить вину, как понимала это Анна. Потому как монарх уезжал со своей новой супругой на южное побережье, чтобы в сравнительном тепле любоваться красотами природы – и размножаться. Будто бы Генрих в самом деле верил, что может обзавестись наследником.

Анна не ревновала. Ну, разве что, чуть-чуть. В отличие от монарха она не могла позволить себе ни женщин, ни мужчин – вообще ничего, что заставило бы Генриха усомниться в своей исключительности. Она выучила этот урок хорошо после того, как Генрих обвинил в колдовстве несчастного цветочника, которому вздумалось подарить Анне тюльпан.

Теперь, по крайней мере, Анна точно знала, как ей избавиться от нежелательного человека – достаточно было бы оказать ему совсем небольшое внимание – и тот был бы обречён.

Анна не знала, радует ли её такая власть. Она сама видела, как загораются глаза короля, когда тот смотрит на неё. Генрих становился безумным, и поначалу это безумие пугало – но затем Анна привыкла, стала видеть в нём своеобразный комплимент самой себе.

Она знала простые правила, позволявшие управлять королём, и не нарушала их без надобности, потому была полностью уверена в том, что судьба её сложится просто прекрасно. До тех пор, пока во дворце не заговорили о Лукреции.

Но ни Лукреция, ни король не занимали её мысли в послеполуденный час, когда она сидела в одиночестве на берегу пруда.

Так же, как и неделю назад, Анна думала о брате короля, которого видела единственный раз в жизни, но запомнила так отчётливо, будто тот выражал ей почтение каждое утро.

Анна догадывалась, что это внезапное и бесперспективное любопытство не доведёт её до добра, но была уверена, что расплачиваться придётся Виктору, но никак не ей самой.

И потому, когда из тени шпалерника появилась смутная тень в плаще с гербом герцогства Корнуольского, она не чувствовала беспокойства – только смутное удовлетворение от того, что её мысли обретают плоть.

– Ваша светлость, – появившийся юноша глубоко поклонился.

Анна внимательно рассматривала его, и не думая отвечать на приветствие.

У Мишель – а это была она – были рыжие волосы, достигавшие плеч, которые никому не позволили бы догадаться о её знатном происхождении. Как и сама Анна, она не носила парика, и так же, как Анна, обладала бледно-голубыми, свойственными коренным жителям Кариона глазами. Она была так же невысока ростом, но держалась гордо, и чем больше Анна находила в ней сходства с собой, тем большую неприязнь испытывала к незнакомцу.

– Я не принимаю после трёх, – сказала баронесса сухо. Это было правдой. Анну часто тревожили с вопросами, которые следовало задать самому королю, но которые Генрих вряд ли стал бы выслушивать от чужих людей. Анна считала разумным уделять часть дня общению с этими людьми, не испытывавшими ни грана симпатии к ней лично, но изо всех сил старавшимися изобразить его на своих алчных лицах. И всё же после трёх она не принимала, потому как общение с несимпатичными ей людьми после обеда плохо сказывалось на её пищеварении.

– Как жаль, миледи… Мой герцог рассчитывал, что вы сделаете для него исключение.

– Герцог Корнуольский? – Анна прищурилась. – Вот уж не думала, что у него могут быть ко мне дела. Не так давно мне показалось, что он предпочитает решать свои проблемы лично с монархом.

– Мой герцог предпочитает решать свои проблемы без участия монарха. А вот с вами он бы их с радостью обсудил.

Анна поднесла к губам чашку, с удовольствием наблюдая, как гость дёргается и с опаской поглядывает на аллею, откуда, как оба они понимали, за Анной наблюдали люди короля.

– Что же это могут быть за проблемы, ради которых ваш герцог позволил себе рискнуть своим и моим здоровьем?

Мишель рывком вытащила из-за пояса письмо в конверте, запечатанном незнакомой печатью. Рассмотрев и запомнив красовавшийся на ней знак – орла, с открытым в крике клювом – она сломала печать и пробежалась глазами по письму. Виктор, герцог Корнуольский, приглашал Анну на торжество в честь окончания зимы.

Подняла брови и посмотрела на Мишель.

– Вы в своём уме?

– Ваши предположения оскорбительны, – Мишель, впрочем, ничуть не оскорбилась и даже усмехнулась в ответ.

– Как по вашим представлениям я отлучусь из дворца на три дня? Если ваш герцог хочет поговорить со мной, пусть соизволит явиться сам.

– Мой герцог полагает, что куда безопаснее для вас обоих встретиться у него. Уверен, вы и сами это понимаете.

Анна фыркнула.

– Вы говорите и ведёте себя так, будто это у меня есть проблемы, требующие участия в моей жизни Виктора. Но пока что всё наоборот. И если он хочет увидеться со мной, ему придётся прийти самому – и тогда, когда я буду готова его принять.

– Баронесса, вы не совсем понимаете, о ком идёт речь. Мой герцог встречается с теми, с кем пожелает, и тогда, когда пожелает он.

– Я рада за него. Пусть продолжает с ними встречаться. А мой распорядок подобных встреч не предусматривает. Шей, будь добра, убери, – кликнула она служанку, уже вставая, и миловидная девушка в зелёном платье принялась собирать посуду на большой серебряный поднос.

– Баронесса, вы ведёте себя опрометчиво, – сообщила Мишель, но Анне вдруг стало весело при виде её полного злости взгляда.

– Вы последний, кто будет оценивать моё поведение, – сообщила она и, одёрнув манжеты, двинулась в сторону дворца.

***

Прошло не более часа, как Анна пожалела о сказанном. Перед внутренним взором её снова стояло лицо Виктора – высокие бледные скулы, орлиный нос, волны чёрных волос на плечах и глаза – такие же чёрные, как у короля, но куда более живые.

Тщетно мерила она шагами из конца в конец свой кабинет, понимая, что упустила возможность увидеть Виктора ещё раз. Возможность, которая, быть может, больше уже не представится.

Едва солнце опустилось за горизонт, в покои Анны постучали, и на пороге показался Оливер – секретарь Анны. Это был мужчина слегка за шестьдесят, в котором король был уверен как в себе самом, но которого, тем не менее, Анна знала куда дольше монарха. Оливер был учителем Анны с тех пор, как той исполнилось три года, и родители решили, что девочка может сидеть на лошади. Он был с Анной, когда Генрих забирал её из отцовской усадьбы, и как же была удивлена Анна спустя всего лишь полгода своей жизни во дворце, когда получила согласие на присутствие при ней старика Оливера.