Книга На перекрестке - Ирина Быстрова

Вдруг наверху хлопнула дверь, и кто-то, громко сопя, понесся вниз по лестнице. Я на всякий случай быстро прижалась к стене — чтобы ненароком не затоптали, — и тут же из-за поворота появились мои домашние в количестве двух особей. Одной из которых была моя дочь Иринка.

— Мусик! — завопила она что есть мочи. — Привет! — И притормозила рядом со мной.

— Что случилось? — всполошилась я, невольно взглянув на часы. — Вы что, еще не выгуливались?

Вторая особь (порода — боксер, окрас — рыжий) закрутила бесхвостым задом. В глазах ее светилось страдание.

— Конечно, выгуливались! — продолжала орать Иринка. — Ты не представляешь, что эта Жучка вытворила сегодня!

— Тише, тише, не кричи так, — быстро проговорила я, — всех соседей разбудишь.

Стены стенами, но если Иринка начнет кричать, то и «сталинские» перекрытия не спасут. Она в принципе не умеет говорить тихо. А хохочет так, что посторонние люди на улицах вздрагивают и, если я нахожусь поблизости, с сочувствием смотрят на меня. Когда ей было четыре-пять, я, сидя в квартире, могла безошибочно определить, где моя дочка в настоящий момент играет — во дворе или за домом, стоило ей только открыть рот. В моменты же, когда обстоятельства требовали демонстрации чувств, по своему эмоциональному накалу превосходящих обычные, сила звука ее голоса увеличивалась в несколько раз. Судя по мощности сегодняшнего крика, случилось что-то страшное. На собаку, однако, вопли никак не подействовали — она продолжала вертеть задом, выражая радость от встречи со мной, но страдальческое выражение из ее глаз не уходило.

— Мусик, мы побежали на улицу, а то сейчас что-то будет! Расскажу все дома! — пообещала Иринка, и они рванули вниз.

Я одолела последний пролет, открыла дверь квартиры и вошла. Осторожно исследовала все комнаты, напуганная Иринкиными словами, — а ну как там все в руинах! Но нет, дома все было спокойно, практически в том же состоянии, как в момент, когда я покидала квартиру утром. Я с облегчением вздохнула и отправилась переодеваться. Иринка все-таки склонна к преувеличениям. Вообще, у нее в жизни всего сверх меры: и голоса, и энергии, и эмоций. Моя мама, правда, утверждает, что есть в кого, иронически поглядывая при этом на меня и принимаясь повествовать о моих многочисленных детских подвигах. По-моему, это явный поклеп. Я лично помню себя исключительно тихим и послушным ребенком, все время за книжкой и пианино. Ну, пару взбрыков я еще могу за собой признать, и то только потому, что они собственноручно были занесены мною в дневник, который я начала вести в шестом классе. Но чтобы изо дня в день, из часа в час — нет, такого за мной не водилось!

Справедливости ради нужно сказать, что, несмотря на неукротимую энергию, дочь не доставляла мне особых хлопот. Она росла очень деловитым и самостоятельным ребенком, возможно, потому, что воспитывала я ее одна — имеется в виду отсутствие отца, но никак не остальных родственников. Остальные родственники как раз принимали в процессе воспитания Иринки горячайшее участие. Отчасти мне это помогало — попробуй-ка в одиночку одновременно нянчить маленького ребенка и делать карьеру. Отчасти мешало. Иринка, будучи с младенчества не в меру сообразительной девочкой, научилась очень ловко маневрировать между нами, взрослыми, манипулировать нашими слабостями и получать от нас то, чего ей особенно хотелось. Поначалу она добивалась своего исключительно капризами, но потом подросла, и — благодарение Господу — с ней теперь можно вести переговоры. Что ж до безудержной энергии этой крепкой пятнадцатилетней девицы, так я научилась направлять ее в нужное русло. Неизбежные же издержки в виде многочисленных друзей дочери и ее хобби, чередующихся с умопомрачительной быстротой, я рассматриваю как своеобразный тренинг моей реакции на смену явлений.

В коридоре завозились.

— Стой, корова ты этакая! — рявкнула Иринка. — Ноги кто будет вытирать?

Собака тихо заворчала. Так, не со злости, а чтобы поддержать свой имидж крутой и непослушной собаки. Еще через мгновение они обе ворвались в кухню, где я заваривала чай.

— Ну, так что произошло? — поинтересовалась я.

— Эта Жучка сожрала тесто! — доложила Иринка. — Дрожжевое! Целый килограмм!

— Боже! — ужаснулась я. — Где же она его взяла? Опять холодильник открыла?

— Да нет, — отмахнулась дочь, усаживаясь на стул.

Собака тем временем села напротив нас, гордо выпятив мощную боксерскую грудь и приготовившись в очередной раз слушать историю про себя, любимую.

— Я вынула тесто из морозилки, чтобы сделать пиццу, — продолжила Иринка. — Положила на стол и пошла делать уроки. Вдруг чувствую, что-то она притихла, знаешь, когда ее нигде не видно?

Я кивнула. Конечно, знаю — они обе любили где-нибудь притихнуть и что-нибудь отмочить.

— Так вот, захожу на кухню, а она его уже доедает!

— А пакет? — заинтересовалась я.

— Пакет! — презрительно фыркнула Иринка. — Она его мастерски вынула из пакета. И сожрала целый килограмм! — завопила дочь, размахивая крепким кулачком перед носом собаки.

Та легонько цапнула ее за пальцы и вновь приняла невозмутимый вид.

— И ты осталась без пиццы? — еле сдерживая смех, констатировала я.

— Это-то ладно! — отмахнулась Иринка. — С голоду все равно не умерла бы, а вот ее раздуло от теста, и пришлось выноситься с ней на улицу несколько раз. Это уже четвертый.

— О боже! — посочувствовала я дочери. — И что там с ней происходит?

— Мусик, — с жалостью посмотрела на меня Иринка. — Тебе как больше понравится: если я назову это как попроще или по-медицински?

— Не надо, поняла, — рассмеялась я. — Но ты сама хороша: знаешь же, что нельзя ничего съестного оставлять без присмотра.

— Знаю, — подтвердила Иринка, — но этой Жучке иногда удается меня облапошить. Посмотри, какую невинную морду скроила! — И она ткнула пальцем в собаку.

Собаку конечно же звали не Жучкой. У нее было звучное имя Бренда, и она обладала внушительной, можно сказать, даже замысловатой родословной. Иринка донимала меня просьбами взять в дом щеночка много лет. По-моему, с того радостного момента, когда произнесла свое первое слово. Котеночка не надо, я их не люблю, а вот щеночка, говорила она, умильно улыбаясь при этом, это было бы здорово. Я чувствовала, что рано или поздно сдамся. Присматривалась к собакам на улице и подумывала о зверюшке карманного формата, что-то вроде йоркширского терьера. Но однажды мы с дочерью сказались в гостях у моей приятельницы Антонины, у которой как раз ощенилась любимая боксериха Дина, и вот тогда мы погибли навсегда. В тот момент, когда хозяйка с гордостью продемонстрировала нам девять крохотных рыжих комочков, мирно дрыхнущих рядом с матерью, мы с Иринкой отчетливо поняли, что нам нужен боксер и никто другой.

Два дня прошли дома в ожесточенных прениях по поводу того, мальчика брать или девочку, и наконец мы ворвались к Антонине, прокричав с порога: