Книга Одержимость. Рыжая для Воина - Анастасия Шерр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуй! — выпалила, представ перед удивлённым мужчиной.
— Привет, красотка, — ухмыльнулся он, быстро придя в себя.
В его глазах читалась некая похоть и… Непонимание?
Он её не узнал?
— Ты меня помнишь? — Лена говорила размеренно и спокойно, но внутри бесновался такой ураган, что спирало дыхание.
— Ммм… — он поджал губы, силясь что-то возродить в своей короткой памяти, но, похоже, не удавалось.
— Тём, а это кто? — капризно надула губы Лялька, надменно разглядывая девушку.
Тёма? Это Артём, значит? Или Тимур?
Широкоплечий, высокий, с гордым профилем, он был похож на выходца из какой-нибудь южной страны, если бы не светлые волосы и серые льдистые глаза. По-мужски красив — вот как она описала бы его.
— А это… — он ухмыльнулся, совершенно не стесняясь своей забывчивости. — Катя? — прищурился, вглядываясь в лицо Лены.
— Ты не знаешь моего имени, но я думала… Вспомнишь кое-что другое, — прошептала Ермолова, отчаянно кляня себя за то, что добровольно полезла в эту адскую берлогу, все обитатели которой сейчас наблюдали за ней со снисходительными улыбками. В том числе и он.
— Слушай, Рыжик, я не экстрасенс, — добродушно начал Артём. — Я что, бросил тебя, да? — кто-то рядом прыснул от смеха. — Ну извини. Может я ещё передумаю, ты номерок-то оставь, — подмигнул ей этот козёл, игнорируя возмущение рядом сидящей крашеной курицы.
Лена сглотнула и, словно вынырнув из забытья, оглянулась вокруг.
За ней наблюдали десятки человек.
Одни открыто насмехались над малолетней «брошенкой», другие — скучающе, без эмоций.
Щёки Ермоловой запылали.
— Ну, а если серьёзно, я тебя хорошо помню, милашка, — уже посерьёзнев, продолжил Артём. — Имени твоего не знаю, но пялил я тебя в своей тачке знатно. Однако, это не даёт тебе права вешать на меня своего подкидыша, которого ты натрахала неизвестно где и когда. Я — Воин! Меня наебать невозможно! А теперь пошла отсюда, пока ветер без сучков! — его голос заметно огрубел, а глаза презрительно сощурились. — Ещё раз увижу — лохмы тебе твои рыжие оборву! — он поднялся из-за стола, закрепляя эффект от своей угрозы.
— Меня зовут Елена Ермолова. Запомни это имя, — всё так же спокойно произнесла, но голос предательски дрогнул, а ноги отказывались идти.
И тем не менее, она смогла развернуться и уйти, даже не удостоив взглядом ублюдков, что уже с долей злорадства посмеивались за спиной.
Артем окинул взглядом рядом лежащую девушку, что никак не могла отдышаться от третьего «захода».
Он сегодня, словно с цепи сорвался. Вертел ее как хотел, но желанного освобождения так и не ощутил.
Что-то не то. Что-то не так. А может кто-то не та?
Почему-то дурную голову снова посетила мысль о той Рыжей. Как там её? Лена?
Вот же шалава.
И ведь понравилась… Рыженькие и девственницы — это вообще самое вкусное лакомство.
Жаль, что и тех, и других он встречает крайне редко.
А эта малютка вообще прелесть.
Вернее, так ему показалось сначала.
Артём даже хотел найти её после и безумно обрадовался, когда девочка сама позвонила.
Решил тогда пошутить, что не помнит её. Девчонка аж потерялась сначала.
Правда, забавам быстро пришёл конец…
Он бы даже поверил, что девочка Лена от него залетела, если бы не уверенность в том, что детей у него быть не может.
А еще девственница. Блять, куда мир катится? Невинные девушки не гнушаются торговать самым драгоценным…
— А ты сегодня сумасшедший, — промурлыкала блондинка и потянулась за поцелуем, но мужчина отвернулся.
— Прекрати, ты же знаешь, как я не люблю эти телячьи нежности, — скривился, демонстрируя свою неприязнь к поцелуям.
— Ммм… А может ты просто меня целовать не хочешь, а, Тём? — глаза девушки полыхнули ревностью. — Может ты просто по своей рыжей лахудре скучаешь? — вот за это он и не любит бабскую натуру. Слишком много надежд у них вечно, слишком до хрена каких-то претензий.
Именно из-за этих девичьих замашек у него и не было еще длительных отношений.
Не выносит он это постоянное нытьё.
— Может и так, а тебе то что? — врёт, конечно, плевать ему на эту рыжую, как и на всех остальных, но поставить на место Юльку давно пора.
— Так это правда, что она беременна от тебя, да? — вскочила и мстительно прищурилась, как будто его это должно испугать.
Бабы…
— Юль, тебе пора, — Артём поднялся с кровати и потянулся за своими джинсами.
— Я не Юля, а Юлианна, и никуда я не пойду на ночь глядя! — истеричная девка выпустила коготки, наконец, показывая своё истинное лицо, что скрывается за довольно милой, но всё-таки искусственной внешностью.
— Слушай, Юлианна! А ну пошла вон, пока я тебе челюсть не поправил! — бабам редко удаётся вывести его из себя, но эта явно перестаралась.
— Да пошёл ты, мудак! — совсем уж не по — девичьи выругалась блондинка и, резко вскочив, принялась отыскивать свою одежду.
* * *
— Ленка?! Ты чего здесь? Что случилось, Лен?! — Кира трясла подругу за плечи, что сидела под дверью квартиры, обливаясь слезами. — Ты где была вообще? Мама меня с работы выдернула. Позвонила, говорит, что ты из дома ушла и до сих пор не вернулась. Что произошло? — засыпала несчастную вопросами, но та как будто была где-то далеко, лишь слезы, градом катящиеся по щекам, давали понять, что она ещё жива.
— Унизил… Растоптал… Уничтожил, — Ермолова покачивалась со стороны в сторону и разговаривала явно не с Кирой.
— Ты что, ходила к нему? В клуб?! Да ты с ума сошла!
— Ненавижу, слышишь! — Лена схватила подругу за руку так крепко, что та аж поморщилась. — Ненавижу его! Ненавижу! Я отомщу ему! Слышишь? — девушка с заплаканным лицом, растрёпанными волосами и гневными восклицаниями сейчас походила на умалешенную и Кира поторопилась затащить её в квартиру, пока соседи и правда не вызвали скорую.
— Ленок, пошли чай пить, а? Я вкусняшек притащила целую гору, — Кира с ногами залезла к подруге на диван, где Ермолова проводила все дни и ночи, буквально не вылезая из-под одеяла.
Девушку так сильно подкосил тот случай в «Бестиарии», что жизнь, казалось, потеряла все краски и стала чёрно-белой.
Одной мыслью жила девушка — месть.
Сделать так, чтобы он вспомнил её имя.
Запомнил на всю жизнь.
— Спасибо, что-то не хочется, Кир, ты иди… Я полежу ещё, — натянула на себя одеяло, не желая вставать.