Книга Я все еще здесь - Клели Авит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А еще я небрит. Уже два дня. Не то чтобы меня это сильно портило, но мать точно сказала бы, что чисто выбритый я выгляжу гораздо лучше. Послушать меня, так можно подумать, что я живу с матерью. Но это не так, у меня есть своя квартира – маленькая двушка на четвертом этаже без лифта. Вполне симпатичная, а главное, обходится недорого. Просто мать волнуется, потому что последний месяц я частенько остаюсь ночевать на диванчике у нее в гостиной. Когда от нее ушел мой отец, она тоже переехала, и теперь у нее нет гостевой комнаты. Между прочим, диванчик этот купил я. Как чувствовал, что когда-нибудь он мне пригодится. Это произошло за два месяца до того, как меня бросила Синди.
Я принялся безжалостно растирать щеки, надеясь согреть пальцы. Потом нашарил под свитером воротник рубашки и потянул его наружу, чтобы придать себе хотя бы подобие приличного вида. Не могу поверить, что я целый день провел таким на работе, и никто мне слова не сказал. Наверное, коллеги сообразили, что нынче среда, то есть день посещения больницы. Увидели мои несчастные глаза и промолчали. Из вежливости. Из равнодушия. Или потому, что ждут только моего увольнения, чтобы занять мое место.
Конечно, после того, как я при всех обложил Синди, крикнув на весь коридор, что она спит со своим шефом, я получил пару замечаний, но с тех пор Синди перешла в другой филиал, а я считаюсь одним из лучших работников, так что начальству не хочется меня терять.
Из зеркала на меня взглянули мои собственные серые глаза. Они казались блеклыми в сравнении с черными волосами. Я пригладил шевелюру, словно хотел угодить матери, но тут же опустил руку. К чему все это… Мне никто не нужен.
Тут мое внимание привлекли звуки за окном. Черт. Теперь еще и дождь пошел. Совершенно не хотелось мерзнуть на улице в ожидании матери и кузена. Я огляделся. Вообще-то здесь довольно тепло. Больная по-прежнему спала, и, судя по идеально чистой палате, не похоже, чтобы ее часто навещали. Я задумался, выйдет ли толк из моего плана.
Если она проснется, я всегда успею сочинить какую-нибудь байку типа: только что вошел, ошибся дверью. А если заявится посетитель, совру, что я старый друг, и смоюсь. Только для начала невредно бы узнать, как ее зовут.
История болезни в ногах кровати гласила: Эльза Билье, двадцать девять лет, черепно-мозговая травма, тяжелые травмы обоих запястий и правого колена. Множественные ушибы, перелом малой берцовой кости в ремиссии. Ну и так далее в том же роде, вплоть до одного из самых жутких слов, когда-либо звучавших на нашей планете.
Кома.
Да, разбудить ее мне не грозило.
Я вернул тетрадь на место и взглянул на женщину. Двадцать девять лет. В таком положении, со всеми этими проводками и трубочками, торчащими во все стороны, она скорее походила на сорокалетнюю матрону, угодившую в паутину. Но, подойдя ближе, я убедился – она прожила двадцать девять вёсен, не больше. Красивое, тонкое личико, каштановые волосы. Там и сям несколько веснушек, родинка возле правого уха. И только худые руки, лежащие поверх простыни, да впалые щеки могли бы заставить меня прибавить ей возраста.
Я снова заглянул в тетрадь, и у меня перехватило дыхание.
Дата несчастного случая: 10 июля.
То есть она лежит в коме уже пять месяцев. Надо было бы вернуть листок на место, но меня разобрало любопытство.
Причина несчастного случая: сход лавины при альпинистском восхождении.
Да, психов везде хватает. Никогда не понимал, за каким чертом люди прутся на эти проклятые ледники, где полно трещин и провалов, где один неверный шаг – и ты труп. Наверное, теперь она горько сожалеет об этом. Хотя что я говорю – она ведь даже не осознает случившееся. Вот в чем суть комы. Ты где-то не здесь, и никто не знает где.
Меня охватило жгучее желание поменять местами моего братца и эту девушку. Она-то вляпалась во все это одна. Она никому не причинила вреда – по крайней мере, хочется в это верить. А мой брат напился и все равно сел за руль. И убил двух четырнадцатилетних девочек. Вот ему-то и надо бы лежать в коме. А не ей.
Я еще раз взглянул на историю болезни, прежде чем вернуть ее на место.
Эльза. Двадцать девять лет (родилась 27 ноября).
Черт возьми, да ведь у нее сегодня день рождения!
Сам не зная зачем, я взял карандаш с ластиком, прикрепленным к тетради, и стер цифру 29. Осталось грязное пятно, ну да неважно.
– Тебе, красавица, сегодня стукнуло тридцать лет, – прошептал я, вписывая новое число перед тем, как водворить тетрадь на место.
Я снова взглянул на девушку. Что-то меня раздражало, и через мгновение я понял что. Ее уродовали все эти штуковины, соединявшие ее с мониторами. Выдернуть бы их, и тогда она хоть немножко стала бы похожа на цветок жасмина, которым упрямо благоухала ее палата. Сейчас в прессе идут бесконечные споры на тему «отключать» или «не отключать». До сих пор у меня не было по этому поводу никаких соображений. Но сейчас мне захотелось отключить все эти трубки, просто чтобы она выглядела как человек.
– Ну что ж, раз ты такая красавица, сегодня, по случаю дня рождения, ты имеешь право на поцелуй.
Я сам удивился собственным словам, но уже полез отодвигать те несколько трубочек, которые мешали мне добраться до ее щеки. На таком близком расстоянии у меня исчезли последние сомнения: от нее точно пахло жасмином. Я коснулся губами ее теплой щеки, и меня словно ударило током.
Вот уже год, как я не целовал женщину, если не считать сотрудниц, которых чмокаешь на ходу в знак приветствия. В моем поступке не было ничего чувственного или сексуального, но, черт меня побери, я только что украл у женщины поцелуй в щеку. Эта мысль позабавила меня. Я отошел.
– Хорошо тебе здесь – на улице-то дождь. Составлю тебе компанию ненадолго, цветочек.
Я придвинул стул и сел. Не прошло и двух минут, как я заснул.
Эльза
Хотелось бы мне хоть что-то почувствовать, но нет, ничего. Вообще. Я не чувствую абсолютно ничего.
Правда, если верить моему слуху, примерно десять минут назад в мою палату кто-то вошел. Мужчина. Я бы дала ему лет тридцать. Судя по голосу, не курит. Но это все, что я могла о нем сказать.
И когда он сказал, что поцеловал меня в щеку, мне оставалось только поверить ему на слово.
А чего я хотела? Поиграть в Белоснежку? Вот является прекрасный принц, целует меня, и раз! «Здравствуй, Эльза, я Такой-то, бла-бла-бла, я тебя разбудил, давай поженимся!» Если бы я в такое верила, меня постигло бы горькое разочарование, ибо ничего подобного не произошло. На самом деле все гораздо прозаичнее. Я бы перевела это так: «Привет, я ошибся палатой (во всяком случае, я так думаю, потому что иначе совсем непонятно, как он сюда попал) и решил перекантоваться здесь, пока ливень не кончится» (я уже несколько минут слышала его шум за окном). И теперь мой гость глубоко, размеренно дышал.
По-моему, он заснул.