Книга Система Ада - Павел Кузьменко

— Надо назначить часовых, — еще раз зевнул Равиль.

— Надо расписать пулю и хряпнуть немножечко водочки!

Слово «хряпнуть» было произнесено Сашей так аппетитно, что даже спящий неподалеку саратовский землемер по-доброму улыбнулся во сне. Щедрый Савельев извлек из-за пазухи соблазнительные предметы — пластмассовую бутылку водки «Белый орел», пакет с пятью хот-догами и новую, нераспечатанную колоду карт.

— Ну, блин, авантюристы, — самую малость поломался Василий. — Давай.

— А я буду книжку читать, — вздохнула Катя, откусила шоколадку и полезла за книжкой.

В самом деле — чем мусолить грустные и тревожные думы, не лучше ли подумать, с чего ходить, и запить это дело водочкой? В оживленной ночной суете сразу забылся всякий сон, появились кружки, вопреки всякой рябченковской экономии, прибавилось закуски. А самый опытный из преферансистов Саша достал из рюкзака общую тетрадку, ручку и принялся чертить пульку, обозначая имена участников по первым буквам в центральном четырехугольнике.

— М А, В, Р, — прочитал в квадрате пульки Миша, — МАВР. Мужики, нас ждет черная судьба.

— Иди ты к мавру в его черную… — предложил Саша. — Рав, наливай. Я сдаю на сдающего. До туза.

Катя укоризненно взглянула на возлюбленного и углубилась в чтение. Она отказалась от хот-дога и выпивки, заявив, что будет опорой их нравственности и трезвости.

Миша был неважным игроком, но зато азартным. Когда после очередной раздачи он, отхлебнув спиртного, раздвигал в ладони веером карты, то как радовались желудок и душа, осознав, что на руках туз, еще один, марьяж в масть к тузу, еще валет какой-то. И как приятно, когда лучше всех считающий Савельев бросает торговлю и говорит «пас». И как здорово заказать восьмерную игру. Но потом милые друзья совершенно немилосердно ловят тебя на ошибке, и вот ты уже «лезешь в гору».

В преферансе каждый сам за себя. Но можно объединиться против того, кто взял прикуп, и не дать ему сыграть. Прямо-таки русская модель жизни.

Равиль раздал карты и разлил понемногу по кружкам. Мужики крякнули и закусили. Миша прожевал, немного подумал над своим пиковым воинством и решительно начал торговлю:

— Раз!

— Два! — немедленно ответил Саша, и все уставились на Василия.

Тот долго хмурился, вытягивая по своему обыкновению губы трубочкой. Мише снова захотелось покурить, хотя все вместе только что выходили покурить на улицу. По правилам преферанса, над ходом в игре и торговле не разрешалось думать больше часа. Наконец Вася почесал подбородок и заявил:

— Ребята, вы меня извините, но… мизер.

— Ни у кого нет возражений? — спросил Саша.

— Да какие могут быть возражения? — пожал плечами Шмидт.

— Давай, Рав.

Равиль смачно шлепнул две карты прикупа. Прикуп так себе.

— У нас в институте на лекции, — сообщил Савельев, — один чувак на мизере девять взял. Так-так.

— Эх, знал бы прикуп, не пришлось бы сейчас от армии бегать, — печально изрек банальную истину Василий и взял эти карты.

— Та-акс, значит, та-акс. — Саша пососал кончик ручки, не отрывая глаз от списка карт Василия, который тот сам ему и продиктовал. Всех карт, включая и те, что он сбросит.

Потом Миша с Сашей «лягут», раскроют свои карты, и либо начнется расправа, либо Рябченко ускользнет от нее ужом. Это, конечно, удовольствие играть, когда неизвестны всего две карты. И еще большее удовольствие — сыграть так, чтобы мизерующий попался, чтобы в хитроумно просчитанной комбинации любитель рискнуть Вася Рябченко вдруг неприятно поразился, увидев, что все оставшиеся взятки — его.

Ребята понемногу хмелели, азартно играли и дружно объединялись против того, кто собирался победить. Михаил снова встретился глазами с Катей. Они у нее были темными, цвета хорошего, горячего чая, которого так жаждет душа утречком после водки — с вечера. Глаза, в теплоте которых так хочется согреться, когда холодно и одиноко. Екатерина вздохнула и передернула плечами, словно сбрасывая докучные объятия.

— Обули Васю, — окая в подражание девушке и домовенку, почти хором сообщили два победителя в мизере. — В хозяйстве убыток.

— Какие же вы мужики жестокие, — заметила Катя. — Но вам еще далеко до отрицательного героя этой книжки.

— Вот этого, что ль, матроса Тельняшкина? — Саша ткнул пальцем в обложку покет-бука серийного дамского романа, где блестящий несминаемый морской офицер-брюнет обнимал прекрасную блондинку во всем розовом. Условием для художников, рисующих обложки для таких неэротических дамских романов, было, чтобы герой обнимал героиню не с целью уложить ее в постель, а с единственной сверхзадачей — понезаметней ощупать одетое тело: куда ж ты, ненаглядная, спрятала ключик от шкатулки с драгоценностями? А она влюбленно глядит ему в глаза снизу вверх, как бы мысленно спрашивая: когда же ты, милый, блин, уйдешь в свое дальнее плавание? Достал уже!

— Нет, ты что? — округлила глаза Екатерина. — Это хороший. Морской лейтенант Джонатан Бердсли, он у своего командира жену отбил. А этот командир оставил лейтенанта…

— Ну чего же тут плохого? — перебил Миша. — Командир оставил лейтенанта. Ушел к юнге. Жена командира его подобрала. Зачем отбивать-то?

— Дураки какие пьяные… Без помощи оставил лейтенанта в опасную минуту.

Время на вокзале тянулось так долго, словно его было неисчерпаемое количество, словно оно относилось к государственному бюджету, из которого черпай. и черпай, а все равно на дне чего-то плещется.

Ребята хмелели, ошибались. Никто практически не выигрывал. Все потихоньку лезли в гору и, по мере способностей, топили товарищей. Как это ни парадоксально — лезть в гору и тонуть одновременно.

А на высокой горе — Ваганьковском холме Москвы, откуда стекает речка Арбат, и речка Знаменка, и ручей Пречистенка, в Министерстве обороны сидел весь в золотых звездах чин и отмерял время этим глупым комбинаторам, резавшимся в карты на ночном Павелецком вокзале. Чину, возможно, тоже хотелось спать, но он бодрствовал согласно приказу и каким-то высшим и гнусным, ему самому толком неведомым целям.

Сам себе все три древнетрагические Парки, он вытягивал, отмерял и отрезал, водя пальцем по крупномасштабной карте. Рябченко, говоришь, Вася? В турпоходы, говоришь, ходил? Разведчиком будешь, следопытом. Вот сюда пойдешь, в Ачхой-Мартан. Вот на этой параллели заляжешь за бел-горюч камень и будешь смотреть в бинокль — сколько у супостата вооружения, бронетехники и личного состава. До ста считать умеешь? Хорошо. Больше тебе не понадобится, потому что тебя убьют. Ты заснешь, мудило, потому что не выспался, подойдет сзади старый чечен Шамиль, скажет: «Э, шайтан-ачхой-мартан, зачем мне этого рыжего в плен брать?» И зарубит тебя старинным кинжалом.

А ты кто? Равилька? Ну тебя я, как татарина, посажу в БТР механиком-водителем. Будешь ехать по дороге — дурной башка высунешь в дырка, туда-сюда дурной башка вертишь, все видишь, кроме собачьей конуры в Гудермесе, где хитрый чечен Шамиль на цепи засел с гранатометом. Он как прищурит карее око, как шарахнет прямо в твоя дурной башка.