Книга Беседы с палачом. Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме - Геннадий Тираспольский

В некоторых случаях изъяны античных источников, действительно, настолько явны, что видны невооружённым глазом. Так, А.С.Пушкин укорял Тацита за неубедительную мотивировку некоторых описываемых событий: «Юлия, дочь Августа, славная своим распутством и ссылкой Овидия, умирает в изгнании, в нищете, — может быть, но не от нищеты и голода, как пишет Тацит. — Голодом можно заморить в тюрьме».[40] Другой пример: свидетельство Луция Аннея Флора о глумлении парфян над отрубленной головой Марка Лициния Красса, в оскал рта которой влили расправленное золото, «чего так жаждала его душа».[41] Между тем в сообщении Плутарха о глумлении врагов над отсечённой головой Красса рассказывается и том, что она была брошена на середину залы, где исступлённо ликовали победители римского войска, и о том, что упоённые победой и вином участники веселья жадно выхватывали друг у друга мёртвую голову как желанный трофей, но ни слова не сказано о вливании расплавленного золота в её рот (см..[42] Разумеется, историк наших дней вправе выбрать из этих версий ту, которая кажется ему достовернее или колоритнее (ср.[43]), но всё же более разумно усомниться в достоверности и того и другого свидетельства.

Нелишне привести суждение античного историка Полибия, который, критикуя некоторые исторические труды современников, проворчал: «По моему мнению, они имеют значение и цену не истории, а болтовни брадобрея или простолюдина».[44] Впрочем, если копнуть глубже, то и у нашего ворчуна можно найти искажения исторической истины в угоду личным симпатиям и антипатиям (см.[45]).

Такие свойства античных исторических сочинений читатель должен иметь в виду, когда он встречается с приведёнными здесь цитатами из них.

Допуская, что далеко не все свидетельства, содержащиеся в цитируемых отрывках, бесспорны и достоверны, мы всё же не отказывали себе в желании насытить ими нашу работу. При этом автору меньше всего хотелось, чтобы его книга была воспринята читателем как цитатник. Вследствие этого позволим себе подробнее разъяснить цель нашего обильного цитирования.

Прежде всего, приводимые отрывки, несмотря на сомнительную сюжетную или историческую истинность некоторых из них, содержат достоверные сведения о типологии и технике древнеримских казней, пыток и наказаний.

Так, можно усомниться в достоверности приведённого Тацитом сообщения о гибели императора Тиберия в результате его удушения под ворохом одежды[46] — тем более что, согласно Светонию, смерть Тиберия могла наступить и от отравления медленным ядом, и от удушения подушкой, и оттого, что ему, накрыв голову подушкой, стиснули горло руками.[47] Можно довериться первой версии (см., напр.[48]) либо предпочесть общую формулировку «был задушен» (см., напр.[49]), либо наконец согласиться с теми, кто утверждал, что дряхлый Тиберий «поднялся с постели, но, пройдя несколько шагов, потерял сознание, упал и разбился насмерть».[50] Однако не подлежит сомнению, что перечисленные здесь историками сами приёмы умерщвления жертвы — не художественный вымысел, а мрачная древнеримская действительность.

Другая цель широкого цитирования античных авторов заключалась в стремлении воссоздать на страницах нашего издания колорит древнеримской эпохи, отмеченной и величественными взлётами человеческого духа, и его позорными падениями в пропасть лютых злодеяний.

При чтении нашей работы у некоторых читателей может закрасться подозрение: «А не сгущает ли автор краски? Не желает ли он бросить позорящую тень на блистательный облик Древнего Рима, величественным достижениям которого столь обязана современная цивилизация?». Чтобы предотвратить такие подозрения, мы, как правило, не пересказываем палаческие сюжеты, а даём возможность поведать о них самим римлянам. Audiātur et altĕra pars («Пусть будет выслушана и другая сторона») — справедливо требовали они. Что же до блистательного Древнего Рима, то здесь как нигде уместна следующая выдержка из уже цитированного трактата Освальда Шпенглера: «Я вижу символы первостепенного порядка, что в Риме, где триумвир Красс был всемогущим спекулянтом земельными участками, отведёнными под строительство, красующийся на всех надписях римский народ, перед которым даже на расстоянии трепетали галлы, греки, парфяне, сирийцы, в неимоверной тесноте ютился в густонаселённых многоэтажных домах неосвещённых предместий и обнаруживал полное равнодушие или своего рода спортивный интерес к успехам милитаристской экспансии; что многие благородные семьи родовой аристократии, отпрыски победителей кельтов, самнитов и Ганнибала, вынужденно отказывались от своих родовых поместий и снимали жалкие квартиры, поскольку не участвовали в опустошительной спекуляции; что в то время как вдоль Via Appia[51] высились удивляющие и по сей день надгробные памятники денежных тузов Рима, тела покойников из народа вместе с трупами животных и городским мусором выбрасывались в ужасающую братскую могилу, пока при Августе, чтобы предотвратить эпидемии, не засыпали это место, на котором тогда же Меценат разбил свой знаменитый сад…»[52] (о вопиющем неравенстве римских сословий, прикрываемом чисто внешним блеском империи см. также[53]).

И, наконец, наше цитирование преследует также просветительскую цель — ознакомить широкого читателя с фрагментами тех трудов, которые, быть может, прежде были ему неизвестны или недоступны, но заинтересуют и войдут в круг его одухотворённого чтения.

Именно последним обстоятельством диктовался подбор юридических и исторических источников, при котором мы намеренно не ссылались на сочинения античных авторов, известные нам в древнегреческом и в латинском подлинниках, но не переведённые на русский язык. Такой пробел в нашем библиографическом перечне извинителен также потому, что в этих трудах мы не обнаружили сведений о древнеримских казнях, пытках и суровых наказаниях, которые своей принципиальной новизной отличались бы от соответствующих сообщений в цитированных здесь источниках.