Книга Голос сердца - Юлия Богатырёва

Так, все, мне надо остыть. Чтобы успокоиться, я пулей вылетел из здания академии и вдохнул сырой осенний воздух. Нет, все же надо что-то придумать, а то мои взрывоопасные эмоции кажется начинают доставлять мне серьезные проблемы. Надо успокоиться… Дыши, Адам, дыши. Я старался вдыхать как можно глубже и выдыхать как можно медленнее. Вроде бы постепенно ярость начала утихать, теперь надо подумать на какие-нибудь отвлеченные темы. Вспомнилось начало дня, если честно не самая удачная тема, но ничего другого не пришло в голову.

День не задался с самого утра. Вчера мы здорово повеселились на дне рождения у Рустама. Зато сегодня я чуть не проспал в универ, все-таки два часа для сна — это маловато. Голова трещала просто зверски, совершенно никуда не хотелось идти, но прогуливать больше было нельзя — на прошлой неделе я был слишком занят тренировками и в академии почти не появлялся. Невероятным усилием воли вытащив себя из теплой постели, я быстро оделся и побрёл к раковине умываться. Но только включил воду, как услышал треньканье своего мобильника.

Звонил отец. Его как обычно не устраивало все, что я делаю, а именно: что я выбрал продолжать свое образование (а не принять участие в семейном бизнесе как ему бы хотелось), что я уехал учиться сюда (а ведь мог бы найти универ поближе к дому), что я не уважаю старших и вечно с ним препираюсь вместо того чтобы послушать умных людей (умным он, конечно же, считал только себя) и все в таком же духе. От его нотаций голова разболелась еще сильнее, я не мог больше это выслушивать и постарался вклинится в нескончаемый поток нравоучений:

— Отец, я все это уже слышал тысячу раз. Именно из-за таких разговоров я и уехал. Зачем ты вообще мне звонишь, да еще в такую рань? Переходи ближе к делу, а то я уже опаздываю в академию — неприязненно выдавил я, пытаясь справиться с очередной волной головной боли.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Мал еще. Я что не имею права позвонить родному сыну когда мне захочется? И кстати, раз уж ты так хочешь узнать о цели моего звонка, то позволь тебя спросить: какого хрена тебе понадобилось клянчить денег у старшего брата? Я что мало тебе даю? Куда ты их только деваешь! Наверняка по всяким кабакам шляешься вместо того, чтобы помогать родителям! Когда же ты уже повзрослеешь, ведь 20 лет уже, пора бы взяться за ум.

После такой отповеди (несправедливой к тому же) во мне взрывной волной вспыхнул гнев, но я постарался его сдержать, все-таки какие-то зачатки уважения к старшим сохранились:

— Во-первых, я не клянчил — Джамсур сам мне предложил. Во-вторых, это не на кабаки, а на тренировки по боксу — в отличие от тебя, отец, он понимает как для меня это важно. В-третьих, я собираюсь их ему вернуть при первой же возможности. А в-четвертых, извини, но по-моему тебя это не касается. Не ты мне эти деньги дал и тебя не должно волновать на что я их трачу!

— Нет, ты не прав, дорогой мой, меня это еще как касается! Все-таки ты мой сын, а не какой-нибудь оборвыш с помойки! Твой бокс тебя до добра не доведет, помяни мое слово, один неосторожный удар по твоей бестолковой черепушке — и на всю жизнь останешься слюнявым идиотом. Не для того я тебя растил и воспитывал, чтобы потом мы с матерью всю жизнь с тобой нянчились и оплачивали твое лечение. Не хочешь отца послушать, так хоть мать свою пожалей — она же из-за тебя поседела раньше времени! Посмотри на себя, ты сейчас ведешь себя как последний эгоистичный придурок!!!

Упоминание о матери было последней каплей и перевесило чашу моего терпения (она в отличие от отца всегда принимала и любила меня таким какой я есть и это было взаимно). Я понимал, что отец в чем-то прав: мама, наверное, действительно переживала и волновалась за меня. Особенно когда узнала про бокс. Я постарался отмахнуться от угрызений совести, маме я смогу все объяснить, она меня поймет. А вот отцу никто не давал права использовать мое к ней доброе отношение и пытаться надавить на мою совесть, чтобы я опять подчинился его воле и отказался от того, что мне нравится. Ну почему он никогда меня не понимает?! Неужели так сложно попробовать хоть раз встать на мою сторону? За всю мою жизнь он даже ни разу не попытался. Никогда, ни единого раза!! Всегда только одни упреки, нравоучения и снова упреки!

Гнев и обида затопили меня полностью. Я понял, что еще чуть-чуть и остатки самообладания покинут меня, после чего я наору на отца матом и рассорюсь с ним очень надолго (если не навсегда). Поэтому, чтобы не наговорить лишнего, я просто отключил наш разговор и заблокировал его номер. Тут я на экране увидел сколько времени и понял, что из-за этого хренового воспитателя безнадежно опаздываю. По крайней мере позавтракать уже точно не успеваю. Но, Слава Богу, хотя бы головная боль чуть поутихла. Наплевав на умывание и кое-как пригладив свои черные встрепанные волосы, я выскочил за дверь и легкой трусцой направился в сторону ближайшего метро.

Холодный порыв ветра заставил меня вздрогнуть и отвлек от воспоминаний. Оказывается, я совсем продрог пока стоял и успокаивался на сыром ветру. Начинался моросящий дождик, промокнуть под которым мне совсем не улыбалось. Возвращаться же в здание академии хотелось еще меньше, так что я потихоньку побрел к знакомому интернет-кафе. Там как мне помнилось, в затемнённом уголке был удобный диванчик, подходящий для моих невеселых размышлений.

Кафе было всего в пяти минутах ходьбы от универа. Диванчик, к счастью, был свободен, так что ничто не помешало мне вернуться к воспоминаниям этого крайне неудачного дня.

Мне повезло, что препод по финансовому контролю и аудиту задержалась (читай: тоже опоздала) на десять минут, иначе бы всю первую пару пришлось слоняться неизвестно где и в гордом одиночестве. А так я успел вбежать в аудиторию прямо перед ее носом. Рискованно, конечно, но придраться не к чему.

Дальше потянулся невероятно скучный и длинный день. Учеба давалась мне легко, если мне было интересно. Мне даже записывать ничего не приходилось, все само собой запоминалось. Но то, что нам преподавали, интересным назвать было никак нельзя. Приходилось усилием воли заставлять себя слушать, кое-как карябая в блочной тетради какие-то цифры и даты (интересно, как я буду разбираться в этих каракулях перед зачетом?). Ай, ладно, не буду больше зря бумагу марать, возьму у кого-нибудь потом более-менее связные лекции и отксерю. Все же так делают, а я чем хуже?

Под конец этого длиннющего дня я мечтал только о том, чтобы побыстрее свалить из универа и выспаться как следует. Но не тут-то было: бессменной старосте нашей группы приспичило именно сейчас выяснить кто же из нас будет играть в КВН! И ладно бы она выбрала мишенью для своей агитации кого-нибудь другого, так нет же! Ей вздумалось прицепиться именно ко мне и непременно сейчас, когда я был голодный, злой и не выспавшийся!

— Адам, — уговаривала она — а давай ты будешь капитаном команды? Уверенна, у тебя точно получится.

— Нет, Лен, — попытался я отбрыкаться — у меня совсем нет на это времени. Я и в академию-то еле успеваю ходить, а ты еще хочешь, чтобы я на дурацкий КВН время тратил.

— И вовсе он не дурацкий! — сделала вид, что обиделась Нестерова — Я, конечно, все понимаю. Студенты — народ веселый: пьянки, гулянки и все такое. Но мне кажется, ты мог бы выкроить из своего графика чуток свободного времени. Команде нужен капитан, Адам. И по-моему ты идеально подходишь на эту роль. Так я тебя запишу, да?