Книга Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - Борис Григорьев

Впрочем, в истории царской дипломатии были эпизоды, когда министры — умные и энергичные — пытались проводить в жизнь собственную политическую концепцию. В описываемый нами период, а именно в 1800 году, вице-канцлер и граф Н. П. Панин (1770–1837) и президент Коллегии иностранных дел, первоприсутствующий граф Ф. В. Ростопчин (1763–1826), жестоко конкурируя между собой, за спиной Павла I пытались добиться совершенно противоположных и взаимоисключающих внешнеполитических целей: Панин, англофил и противник Французской республики, выступал за сохранение антинаполеоновской коалиции, в то время как Ростопчин, вместе с Павлом I разочаровавшись в целесообразности этой коалиции, вёл дело к примирению и союзу с Парижем. Ничего путного, кроме вреда для страны, из такого разнобоя выйти, понятное дело, не могло.

История внешней политики царской России — это также частично история общения и взаимоотношений наших царей с королевскими особами других стран. Аппарат внешнеполитического ведомства Российской империи часто служил также передаточным звеном для вручения иностранным потентатам, президентам и министрам личных писем и подарков от царя и членов его фамилии. Это дало дипломатам естественный повод для горьких шуток, что Министерство иностранных дел — это всего лишь Собственная его Императорского Величества канцелярия по иностранным делам.

Некоторые государи были, на наш взгляд, весьма способными дипломатами, например Александр I, названный Благословенным. Его природные качества — обходительность, любезность, скрытность, известное коварство и наигранная искренность, а также воспитание и образование позволяли ему вполне успешно действовать на дипломатическом поприще. В антинаполеоновском «концерте» европейских держав Россия была представлена довольно весомо и достойно. Усилия императора и его дипломатов — Нессельроде, Каподистрии и других по закреплению военных успехов в войне с Наполеоном и перестройке Европы были заслуженно увенчаны громкими победами и результатами Венского конгресса 1814–1815 годов[2]. Так что А. С. Пушкин, кажется, напрасно называл его «коллежским асессором по части иностранных дел».

Дипломатический дебют Александра I состоялся 13 июня 1807 года в Тильзите, и там он со своими обязанностями справился не хуже Наполеона. Мать императора, Мария Фёдоровна, ненавидя Бонапарта и опасаясь, что её неопытный сын станет жертвой обмана коварного корсиканца, попросила вице-канцлера А. Б. Куракина следить за действиями Александра I и сообщать ей обо всём, что будет происходить во время встречи двух императоров. (Куракин был родственником царской семьи и пользовался у вдовствующей императрицы полным доверием.) Александр I после неудач русской армии находился в подавленном состоянии, ни с кем не говорил, и общество Куракина, направлявшегося на переговоры в Вену, показалось ему необходимым. (На этом и строился расчет Марии Фёдоровны и её тайного осведомителя.) Поскольку дело шло к сближению России с Францией, смятение и страх в царской семье нарастали, и Мария Фёдоровна «подключила» к делу свою дочь Екатерину, имевшую влияние на царствующего брата.

Но все опасения и страхи оказались напрасными. Александр I знал, что делает. Тильзит был для него способом получить для России передышку, которая бы помогла собрать силы для предстоящей борьбы с Францией. О том, что война с Наполеоном будет, он знал уже тогда, когда вступил на шаткие доски плота, чтобы обняться с императором Франции. «Бонапарт полагает, что я просто дурак, — писал он сестре Екатерине. — "Смеётся тот, кто смеётся последним!"»

Переговоры в верхах продолжались 12 дней. На первой встрече Наполеон предложил Александру поселиться в Тильзите, объявив для этого часть города нейтральной. Александр согласился. 14 июня состоялась вторая встреча на плоту, а затем потентаты встречались ежедневно уже в Тильзите. Совместные беседы сменялись верховыми прогулками и вечерними чаепитиями. Каждый из них старался угодить другому. За две недели до встречи в Тильзите Александр I был резко настроен против мира с Францией, и вот теперь эта встреча заканчивалась компромиссным миром и наступательно-оборонительным союзом обеих держав.

Наполеон волей-неволей поддался обаянию русского царя. Секрет обаяния Александра заключался в его мягкой, доброжелательной и обволакивающей манере ведения беседы. «Загадочный сфинкс» с детства научился лавировать между отцом Павлом I и бабушкой Екатериной II и сразу выбрал нужную ноту. Его французский был безукоризнен и был даже лучше, чем у выскочки-корсиканца. Наполеон был очарован его манерой держать себя и в тот же вечер поспешил поделиться своими впечатлениями с супругой Жозефиной: «Я только что имел свидание с императором Александром. Я был крайне им доволен! Это молодой, чрезвычайно добрый и красивый император; он гораздо умнее, чем думают». Наполеон почувствовал, что за шармом русского императора скрывался умный, тонкий и хитрый политик.

Александр также остался доволен Наполеоном, покорён его талантом и умом, способностью привязывать к себе собеседника и его образной речью. Потом он признавался французскому дипломату Савари, что все его предубеждения по отношению к Наполеону были рассеяны после беседы с ним, продолжавшейся три четверти часа. Но, кажется, русский дворянин всё-таки переиграл корсиканца. Потом своё дипломатическое преимущество над императором французов царь покажет ещё не раз.

Дипломатическое противоборство «русского сфинкса» с корсиканским диктатором продолжилось на встрече в Эрфурте и до крайности обострилось в будущем. Ярким примером того, как Александр I по всем статьям переиграл Наполеона на дипломатическом поле, является эпизод с выбором в наследники шведского престола маршала Ж. Б. Бернадота и князя Понте-Корво. Как хорошо известно, предложение стать наследником короля Карла XIII французский маршал получил непосредственно от самих шведов, но Наполеон отпустил Бернадота в Швецию, надеясь сделать из этой страны послушного вассала и союзника в предстоящей войне с Россией.

Как покажут события, Наполеон свои планы относительно Швеции строил на песке. Во-первых, он недооценил самого князя Понте-Корво, который отнюдь не был настроен на то, чтобы в качестве наследника шведского трона продолжать таскать для Наполеона каштаны из огня. Быть маршалом императора — это одно, а стоять во главе государства — это совсем другое. Он и года не продержался бы на шведском троне, если бы не проникся духом уважения к стране, игнорировал бы её национальные интересы и остался марионеткой Франции. Так что если принимать корону Швеции, считал князь, то нужно становиться настоящим королём.

Во-вторых, Наполеон не учёл роли, которую во всём этом сыграл русский царь Александр I. В Петербурге уже поняли, что союз с Парижем продержится недолго и что Наполеон уже готовится к новой большой войне с Россией. Скромный советник русского посольства по финансовым вопросам К. В. Нессельроде (1780–1862), будущий министр иностранных дел и канцлер, проявил незаурядные способности разведчика и наладил получение регулярной и чрезвычайно важной информации от самого ценного русского агента — Ш. М. Талейрана. Используя информацию, получаемую от Талейрана и своих военных агентов в Париже, Александр I вступил в контакт с Бернадотом и стал всячески помогать ему в утверждении на шведском престоле. Усилия русских дипломатов и разведчиков не пропали даром — Швеция стала надёжной союзницей России.