Книга 1814. Царь в Париже - Мари-Пьер Рэй

Среди массы работ, посвященных кампании 1814 года на Западе, в особенности во Франции, в число которых входят основополагающие труды Адольфа Тьера («История Консульства и Империи»), Альбера Сореля («Европа и Французская революция»), а также Анри Уссея («1814»), львиная доля посвящена военным аспектам: какой бы ни была точка зрения отдельных авторов, большинство французских историков стремились доказать, что французская кампания представляла собой блистательнейший шедевр наполеоновской тактики. По их мнению, император французов, вновь обретя свою прежнюю живость и свой военный гений — качества, которых ему столь недоставало в кампании 1812 года, — теперь в полной мере смог проявить свои таланты, одержав несколько прекраснейших своих побед. Что же до союзников, то после катастрофического начала кампании, вызванного их разногласиями, на последнем ее этапе они проявили большие тактические дарования. Отсюда и желание историков сделать упор именно на военные аспекты французской кампании.

Вместе с тем, каким бы важным ни был чисто военный аспект, сам по себе он не позволяет осознать всю сложность кампании 1814 года, и поэтому многие авторы, и в первую очередь Доминик Ливен и Тьерри Ленц сделали выбор в пользу более глобального подхода. Дело в том, что, несмотря на свои стратегические таланты, Наполеон быстро оказался в трудном положении, и кампания продлилась недолго: она началась в последние дни 1813 года, а завершилась уже весной 1814-го: в конце марта капитулировал Париж, а 6 апреля император отрекся от престола. На протяжении этих трех месяцев Наполеон сражался изобретательно, а его войска показали потрясающую храбрость в бою, но слишком многое играло против него. Франция была опустошена, а после страшных потерь 1812 года Наполеону пришлось использовать молодых новобранцев, не имевших боевого опыта. Тем временем коалиция задействовала все более крупные силы, упрямый русский император хотел раз и навсегда избавиться от «корсиканского людоеда», а Великобритания не переставала финансировать коалицию. Таким образом, все сложилось в пользу союзников, обеспечив им численное, логистическое и финансовое превосходство. Следовательно, чтобы понять французскую кампанию, необходимо принимать во внимание не только военное измерение конфликта, но и политические, геополитические и дипломатические его аспекты.

Тем не менее даже если сложить военное, геополитическое и дипломатическое измерения французской кампании, этого будет недостаточно, чтобы в полной мере ее отразить. Дело в том, что есть еще один аспект, который долгое время недооценивали как русские, так и французские историки. Война 1814 года была еще и войной слов и образов, в которой важную роль сыграли идеологические посылы, понятия и особенности взаимного восприятия сторон. Чтобы удостовериться в этом, достаточно упомянуть, с французской стороны, наполеоновскую пропаганду, изобличавшую при помощи карикатур, памфлетов и бюллетеней Великой армии дикость и варварство русских, а с русской стороны — упорное желание развеять эти враждебные стереотипы. Поэтому для понимания кампании необходимо привлекать эти изображения, изучать представление сторон друг о друге, взаимное коллективное восприятие весной 1814 года. Если смотреть с этой точки зрения, то образ действий русских, прибывших во Францию вслед за своим царем, дает интересную точку для обзора того, что там происходило.

В самом деле, все началось с того, что во Францию с востока вторглись враги — тысячи подданных Российской империи. Они оставались здесь на протяжении долгих месяцев, передвигаясь по стране и соприкасаясь с местным населением. Эта иностранная оккупация, так напугавшая французов, не обошлась без бесчинств и насилия, о чем широко свидетельствуют как публичные архивы, так и личная переписка. Но она привела и к возникновению связей между русскими и французами — человеческих, интеллектуальных, культурных и артистических, к взаимовлиянию — как философскому, так и политическому, а также к миграциям: немалое число российских вояк, нередко простых солдат и унтер-офицеров, предпочли не возвращаться в Россию и обосновались в деревнях северной и восточной Франции, став свободными крестьянами и ремесленниками.

Что касается офицеров, которые прибыли во Францию в 1814 году, проникнутые духом Просвещения и восхищенные французскими свободами, многие из них вернулись на родину спустя несколько месяцев, а иногда спустя несколько лет[6] с протестом в душе. Стремясь к масштабным реформам, которых правительство не хотело, они основали либеральные и конституционные тайные общества, а часть этих офицеров, самые радикальные и активные из них, стали республиканцами и составили в декабре 1825 года, после смерти Александра, заговор, целью которого было избавиться от его наследника. Вот такую роль сыграло для них пребывание на французской земле.

Французы тоже переменились в результате встречи с русскими. Начиная с весны 1814 года как французская элита, так и французское общественное мнение начали избавляться от антирусских стереотипов, глубоко укоренившихся в их сознании, а парижанами и парижанками завладела русофильская мода. На улицах столицы появились очень широкие штаны и круглые шляпы с узкими полями, подобные тем, что носили казаки, расположившиеся лагерем на Елисейских полях. Когда пришла зима, женщины надели головные уборы, похожие на кокошники, мужчины облачились в рединготы, по краям отделанные каракулем, а во французский язык вошло слово бистро, происходящее от русского «быстро». В 1816 году в предместье Терн вызвали фурор первые русские горки — аттракцион с кучей спусков и подъемов, который посетители преодолевали на маленьких тележках.

Таким образом, что для русских, что для французов, начало кампании 1814 года, ее ход и ее последствия стали ярким событием не только в военном и дипломатическом плане, но и в общественном, и в культурном. Чтобы показать всю оригинальность этой кампании, я опиралась на самые разнообразные документы: военные, дипломатические и политические архивы, памфлеты, газетные статьи, карикатуры, переписку, дневники и мемуары позволили мне увидеть происходившее со многих точек зрения. Сопоставленные друг с другом, эти источники, французские и русские, общественные и частные, гражданские и военные, должны, как я надеюсь, помочь лучше понять природу кампании 1814 года и всю исключительность этой «франко-русской встречи».

ПРОЛОГ.

31 МАРТА 1814 ГОДА: В ПАРИЖЕ!

В среду 31 марта 1814 года к 8 часам утра Александр I выступил из Бонди, где находился его штаб, и направился к Парижу. На пути он встретил прусского короля Фридриха-Вильгельма III. Два монарха в сопровождении австрийского князя Шварценберга, фельдмаршала и главнокомандующего, во главе шестидесяти тысяч человек (из двухсот тысяч, имевшихся в распоряжении шестой коалиции, объединявшей Россию, Австрию, Пруссию, Великобританию и Швецию), двинулись к заставе Пантен. На заставе было неспокойно. За несколько дней до этого множество семей, по большей части крестьянских, напуганных наступлением вражеских армий, попытались найти убежище в Париже. Поскольку они были слишком бедны, чтобы заплатить пошлину за вход в город, они не получили дозволения войти и загромоздили подступы к Парижу, собравшись вместе со своим скотом, телегами и скарбом напротив городских ворот, лавочек и папертей. Но сразу же после двух часов ночи, как только Париж подписал капитуляцию, все заставы были переданы в ведение войск коалиции, начавших их занимать, и на следующий день после кровавого боя, в котором были убиты и ранены более восемнадцати тысяч человек, общее настроение, похоже, склонялось к миру. Впрочем, в русской армии по-прежнему следили за тем, чтобы солдаты не утратили бдительности и дисциплины: «Наши люди получили строжайший приказ не покидать расположение армии и в особенности не идти за заставы. Повсюду стояли жандармы и казаки, и все ждали развития событий». В 11 часов царь и король проскакали верхом через заставу Пантен. Впереди всех шагал отряд трубачей, по восемь человек в ряд, царская гвардия была представлена облаченной в алые мундиры казачьей дивизией, скакавшей по пятнадцать человек в ряд. За ними следовали «гренадеры, потом пешие гвардейцы, кирасиры и несколько австрийских, прусских и баденских батальонов». Пехота шагала по тридцать человек в ряд, следуя за Барклаем де Толли, свежеиспеченным фельдмаршалом, и направлялась к Елисейским полям, двигаясь по внешним бульварам. Вначале небо было серым и затянуто облаками, а потом понемногу проглянуло солнце.