Книга Реки счастья - Йунус Дидар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двери распахнулись, и в зал вошёл Алау-султан. Кутлук-хан увидел в глазах сына жажду власти. Не пожелает ли он утолить её, пролив кровь отца. Кровь была на доспехах победителя, клинок, наверно тоже в крови. Клинок, который вот вот пронзит его. «Стража! Связать Алау-султана и бросить в темницу. Утром он будет казнён».
Стражники схватили султана и вывели его из зала. Когда двери закрылись, младший сын вновь начал играть на флейте, послышался ангельский голос Затмевающей Звёзды. Хан закрыл глаза и погрузился в воспоминания.
Начав упиваться властью, он не забыл ханов, над которыми смеялся рок. Разве счастлив был правитель Синей Орды? Разве не омрачали его жизнь страдания, вызванные болезнью? Нужна ли власть столетнему хану Зелёной Орды? Он готов отдать её, чтобы снова обрести молодость. Не ждёт ли его их участь? И если болезнь может обойти стороной, то старость придёт непременно. Нужно что-то делать. Был найден могущественный колдун, утверждавший, что он может избавить от болезней и старости. Работа заняла много времени, но вот наконец настал день, когда колдун объявил, что всё готово. Он закончил портрет и объяснил, что отныне болезни и старость будут уродовать картину, а владыка будет оставаться молодым и здоровым. Хан повелел осыпать художника золотом, а портрет запереть в одной из комнат дворца, чтобы не смотреть, как он становится безобразным.
Вспомнив, что хан Жёлтой Орды, погибший в бою, был молод и здоров, Кутлук решил никогда не появляться на поле битвы.
Над вратами появилась рогатая гадюка из золота с рубиновыми глазами, благодаря которой никакие яды не могут быть пронесены во дворец. Казалось бы, можно царствовать в своё удовольствие, но мысль о смерти отравляли жизнь. Он защищён от болезней, старости, ядов и гибели в бою, но какая-нибудь нелепая случайность может убить его.
Тогда Кутлук возжелал бессмертия, но обрести его оказалось не так просто. Неизвестно, удалось ли это его великому предку Алаухану. Он ушёл на запад с войском, и никто его с тех пор не видел. Погиб он или стал бессмертным? Даже колдун, создатель чудесного портрета, не знал средства и поплатился за это жизнью. Затем настала очередь других мудрецов. Один за другим они признавались в том, что ничего не могут сделать, и хан приговаривал их к смерти. Обычно осуждённые бросались на колени, просили пощады, кричали, что владыка пожелал невозможного. Одно и тоже повторялось раз за разом, но однажды однообразие процедуры было нарушено. В зал ввели человека в чёрной мантии. Он выслушал хана, сказал, что ничем не может помочь, приговор принял спокойно. Необычное поведение удивило хана, и он спросил:
— Неужели твоя жизнь настолько безрадостна, что ты готов спокойно умереть?
— Именно потому, что я готов умереть, моя жизнь наполнена радостью. Мечтаешь о бессмертии, думаешь, оно сделает тебя счастливым. Знаешь ли ты, что жизнь бессмертного пуста. Память о смерти делает жизнь ценной. Каждый день может оказаться последним, и кажется неповторимым. Для бессмертного каждое событие — лишь отголосок событий прошлого, которые будут повторяться в будущем до умопомрачения. Жизнь словно соткана из отражений, блуждающих между зеркалами.
— И что мне делать?
— Испей полнее молодость и радость! Дыханье жизни — легкий миг один. Во всей полноте переживай каждое мгновение жизни, ибо и сама жизнь — лишь преходящее мгновение.
— Но как?
— Открывай новое. За каждое неизведанное ощущение не жаль заплатить любую цену.
Человек в чёрной мантии был назначен великим визирем, вместо прежнего, чья голова была отделена от тела, в награду за неудачные поиски бессмертия. Новый визирь подарил Кутлук-хану книгу, изменившую его жизнь. В книге описывалось великолепие древнего Линалара, сгинувшее в песках. Днём и ночью правитель всматривался в пожелтевшие страницы, и слова опьяняли его, словно вино. Слуги скупали редкие драгоценные камни, привезённые людьми, в поисках сокровищ отправлявшимися в покинутые города, сокрытые в недрах пустыни. Коллекция увеличивалась, и зал, в котором она хранилась, стал напоминать логово дракона, постоянно пересчитывающего и любующегося своими сокровищами. Это занятие могло занимать целый день, потому что было что пересчитывать и чем любоваться. Там были: яспис и сапфир, халцедон и смарагд, сардоникс и сердолик, хризолит и топаз, хризопраз и аметист, берилл и нефрит. И множество камней, названия которых Кутлук-хан так и не смог запомнить, а Визирь рассказывал о сокровищах, иногда говоря о разных камнях на одном языке, иногда об одном камне на разных языках.
От драгоценных камней перешли к ароматам. Вокруг дворца появились сады с экзотическими цветами и деревьями. Множество других запахов проникало в роскошно убранные залы в коробочках и мешочках, привезённых издалека. Визирь каждый день отыскивал новые: имбирь и мускатный орех, кардамон и корица, барбарис и куркума, мелисса и мята, анис и шафран. Парфюмеры открывали секреты изготовления ароматических веществ: перегоняли благовонные масла, жгли душистые смолы.
Не забывал правитель время от времени предаваться чревоугодию. Повара, демонстрируя чудеса изобретательности, всеми известными способами готовили всё, что бегает, ползает, прыгает, летает и растёт. Процесс перемещения содержимого блюд и кубков в желудок монарха сопровождался концертами. Музыканты перебирали струны огромных лютней, били в барабаны, играли на флейтах.
Плотно закусив, хан переходил к зрелищам. Тогда в зале появлялись: танцоры и фокусники, глотатели змей, шпаг и огня, гадатели и шуты.
Жажду правитель утолял вином и чаем, но Визирь сказал, что чай — не единственный напиток, который можно получить из листьев. Всё зависит от того, какие листья заваривать. И вот однажды они отведали напиток из листьев, лишь отдалённо напоминавших чайные. То, что после этого пережил Кутлук-хан, описанию не поддаётся, но удивительнее всего было девять солнц, величественно поднявшихся над дюнами, когда наступило утро. Когда хан пожаловался на это Визирю, тот сказал, что беспокоиться не стоит, потому что он видел четырнадцать, и как только все поместились, видимо свод небесный гораздо вместительней, чем принято думать.
Услышав звук распахнувшихся дверей, хан открыл глаза и увидел Визиря, словно соткавшегося из воспоминаний. Толпа придворных стояла за ним.
— Преданные слуги пришли поздравить сиятельного государя со славной победой его доблестных войск и надеялись встретить здесь, полководца, которому мы обязаны этой победой.
— Алау-султан в темнице. Утром он будет казнён.
— Но какой проступок совершил султан?
— Он намеревался убить меня и захватить власть.
— Смерть — справедливая кара за тяжкое преступление, но наш сиятельный властелин, не только справедлив, но и милостив. Я уверен, злой дух нашептал Алау-султану мерзкие помыслы. Он будет сожалеть, как только дух покинет его. Помилуй его, владыка, и позволь верной службой искупить вину.
— Ты прав, правитель должен быть справедлив, но милостив. Я прощаю сына и отменяю казнь.
«Проклятье, почему он защищает мальчишку?» — думал хан во время приёма. Мне казалось, Визирь бросится на него, как голодная собака на кусок мяса, как только представится возможность. Почему просит простить того, кого ненавидит? Почему я уступил ему? Ведь мог же отказать. Нет, Визирь хитёр. Он понял что-то, пока скрытое от меня.