Книга Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV-XX вв. - Джон Патрик Бальфур

Следующий сон касался девушки — Малхатум, на которой Осман хотел жениться. Она была дочерью кади (мусульманского судьи) близлежащей деревни, шейха Эдебали, который два года отказывался дать свое согласие на брак. Вот Осману приснилось, что из груди шейха, лежавшего бок о бок с ним, вышла луна. Став полной, она опустилась в его грудь. Затем из его чресел выросло дерево, которое по мере роста стало накрывать весь мир сенью своих зеленых и красивых ветвей. Под деревом Осман узрел четыре горных хребта — Кавказ, Атлас, Тавр и Балканы. От его корней брали свое начало четыре реки — Тигр, Евфрат, Нил и Дунай. На полях зрел богатый урожай, горы покрывали густые леса. В долинах виднелись города, украшенные куполами, пирамидами, обелисками, колоннами и башнями, все увенчанные полумесяцем. С балконов звучали призывы к молитве, смешивающиеся с песнями соловьев и криками ярко окрашенных попугаев, сидящих на переплетенных, сладко пахнущих ветвях.

Листья на ветвях стали вытягиваться, превращаясь в лезвия мечей. Поднялся ветер, направляя их в сторону Константинополя, который, «располагаясь на стыке двух морей и двух континентов, представлялся бриллиантом, вставленным в оправу из двух сапфиров и двух изумрудов, и, таким образом, выглядел как драгоценный камень кольца господства, охватывавшего весь мир». Осман уже готов был надеть кольцо на палец, когда вдруг проснулся. Он поведал о сне Эдебали, тот истолковал его как божественный знак и сразу отдал дочь Осману, предсказав ему могущество и славу их потомству. Церемонию провел, согласно правилам истинной веры, святой дервиш, для которого Осман впоследствии построил монастырь, даровав ему богатые земли и деревни.

Первая из легенд предполагает, что Осман и его люди — османы — еще не были мусульманами, когда осели в районе Эскишехира. Первая волна турецкой иммиграции в Малую Азию, начиная с XI века и далее, состояла в основном из лиц, обращенных в ислам, при посредстве их предыдущей связи с мусульманским арабским миром. Но вторая волна, в XIII веке, состояла по большей части из язычников, и, судя по всему, именно к ней принадлежали Осман и его люди. Многие из них прибыли не как поселенцы, а как беженцы, которых вытесняли на запад языческие монгольские орды. Большая часть их осталась на восточных землях, возможно, чтобы вернуться домой, когда уйдут монголы. Но другие, более воинственные, продолжали двигаться вперед на земли сельджуков.

Среди них были османы, которые таким образом попали под защиту султана Ала-ед-Дина. Он предпочитал не включать их в качестве наемников в свои армии, а давать им земли в беспокойных пограничных регионах, где они могли поддерживать порядок или сражаться за свою новую собственность с византийскими греками. Представляется вероятным, что именно на этой стадии последователи Эртогрула и Османа обратились в ислам. Это обращение вдохновило османов, и без того наделенных кочевническими достоинствами и боевыми качествами туркменских воинов, добавив им новой военной доблести, чтобы отстаивать, как сообщество гази, мусульманское дело против неверных — христиан.

Люди, которые считали себя не просто турками — это название ассоциируется с обитателями Туркестана в целом, — а османами, последователями Османа, тем не менее в те дни обладали лишь немногими качествами, отличавшими их от турецких соседей. Их княжество было всего лишь одним из десяти княжеств-преемников, уцелевших от Сельджукской империи и монгольского протектората, и самым маленьким из них. Своей последующей имперской судьбой османы обязаны географической случайности: стратегически важному положению в северо-западном углу Малой Азии, непосредственно на азиатских границах Византийской империи в момент ее упадка, и, более того, возможности легко достичь моря и лежащих за ним земель Балканского полуострова.

Среди воинов пограничных областей османы доказали свою уникальность. Они оказались способными воплотить плоды своих военных завоеваний в эффективный политический механизм. Осман был администратором в той же мере, в какой был воином, да и ему очень помогала поддержка со стороны его тестя Эдебали, служившего vezir — визирем. Осман был мудрым, терпеливым правителем, которого люди искренне уважали и были готовы преданно служить ему не потому, что он был воином, и уж тем более не из-за некоего исламского полубожественного статуса, а за его спокойствие и притягательность как лидера своего народа. Осману, конечно, было присуще естественное чувство превосходства, но он никогда не стремился самоутвердиться с помощью власти, и потому его уважали не только равные ему по положению, но и те, кто превосходил его способностями, на поле боя или на совете. Осман не вызывал в своих людях чувства соперничества — только преданности, и был человеком, по выражению Г. А. Гиббонса, «достаточно великим, чтобы использовать знающих людей». Приверженцы служили ему добросовестно, сознательно помогали заложить для этого небольшого растущего княжества такие основы, которые гарантировали бы его дальнейшее продолжительное существование. Одновременно они возглавляли свои собственные армии и управляли завоеванными территориями, являясь беями с полуавтономным статусом, но всегда координировали свою деятельность и подчинялись распоряжениям своего вождя.

Проникшийся истинным духом религиозного энтузиазма, Осман сам привнес в свои владения простую веру и рвение ранних мусульман, которых воодушевлял его великий предшественник и тезка халиф Осман. В их традициях он ставил справедливость выше власти и богатства, в то же время управляя княжеством, как и его преемники, на основе неделимой, личной верховной власти. Таким образом, ранние османы были свободны от династической вражды других сельджукских княжеств. Начиная жизнь заново в иной обстановке, они смогли проявить упорство, волю и терпимость; они приобрели практический, конструктивный опыт, чтобы приспособиться к социальным и экономическим условиям территории, которой правили.

Османы развили свои собственные возможности и привлекли ресурсы — интеллектуальные и теологические, производственные и торговые, имевшиеся в более урбанизированном окружении соседних княжеств, а с течением времени — из еще более отдаленных территорий. Они видели в этом пограничном регионе убежище от внутренних беспорядков и перспективу новой жизни и светлого будущего. Более всего другого они заимствовали административные и прочие знания греков, тщательно изучая их методы управления в этом последнем азиатском анклаве умиравшей Византийской империи. Ведь османы, в отличие от того образа исламского мира, каким он воспринимался за границей, начиная со времен первых арабских завоеваний обращались со своими врагами в духе свободном от религиозного фанатизма. Они жили больше в греческом, чем в турецком окружении. Владельцы соседствовавших с Османом деревень и замков были христианами, с которыми он часто поддерживал дружественные отношения. В числе его ближайших компаньонов были греческие семьи Михалоглы и Маркозоглы, сыновей Михаила и Маркоса, когда-то бывших врагов, а затем преданных друзей и сторонников Османа. В результате дружбы с ним они приняли мусульманскую веру.

На территории османов не было всеобщей исламизации христиан, менее всего — в принудительном порядке. Однако некоторые христиане становились мусульманами по собственному выбору, в ответ на собственные побуждения и преследуя собственные интересы. По мере разрушения центральной власти в Константинополе люди все больше чувствовали себя забытыми своими правителями и, действуя в духе реализма, предпочитали относительный порядок и безопасность османского правления наряду с большей свободой выбора для мусульман и освобождением от обременительных налогов. В духовном плане, с падением авторитета ортодоксальной церкви, эти азиатские греки откликнулись на стимулы новой веры. В социальном аспекте они не слишком отличались от своих пограничных соседей-османов происхождением и образом жизни. Обращенные или нет, они легко приспосабливались к жизни османов. Смешанные браки между греками и турками стали обычными, что способствовало зарождению и развитию нового смешанного общества.