Книга Линкор "Шарнхорст" - Альф Якобсен

«Все мои товарищи погибли мгновенно — за исключением одного, который сидел, привалившись к переборке. Его одежда горела, а волосы пылали, как факел. Нет сил описать его страдания. Я помог перетащить его в башню „C“, а оттуда — в лазарет. Именно его кровью была пропитана моя рубашка».

Менее чем за три часа тринадцать кораблей союзников, окруживших «Шарнхорст», выпустили по нему более 2000 снарядов и 55 торпед. Примерно в 19.30 26 декабря 1943 года некогда гордый линкор превратился в пылающий, почти полностью разрушенный остов и был совершенно беззащитен. Некоторые палубы напоминали бойни. В отчете о допросах (Interrogation Report) сказано:

«Оставшиеся в живых описывали ужасающие сцены в отсеках, искалеченные тела убитых плавали в лужах крови и морской воды, санитары с носилками пробивались через развалины, перенося раненых, которых становилось все больше».

Несмотря на колоссальные разрушения, эвакуация все же происходила организованно, вплоть до приказа покинуть корабль. Эрнст Рейманн, орудийный техник из Дрездена, отвечал за гидравлическую систему кормовой трехорудийной башни. Как и остальные артиллеристы, он надел спасательный жилет.

«Мы продолжали вести огонь до тех пор, пока не кончились снаряды. Поступила команда — зарядить последний снаряд. Мы произвели выстрел, потом застопорили все механизмы и отключили подъемник. Крен на правый борт продолжал возрастать, но мы спокойно ждали. Когда поступил приказ оставить корабль, мы один за другим выбрались через люк. Оставалось только прыгнуть с 10-метровой высоты в море».

Из-за увеличивавшегося крена 19-летнему сигнальщику Гельмуту Бакхаусу из Дортмунда становилось все труднее удерживаться на наблюдательной площадке, расположенной на высоте 38 метров над палубой. Он происходил из рурских шахтеров и в детстве никакого отношения к морю не имел. Отчим пришел в ярость, когда Гельмут попросил дать разрешение на то, чтобы пойти на флот, и отказал ему. Однако ничто не могло остановить Гельмута. Как только ему исполнилось семнадцать лет, он убежал из дома и вступил в Кригсмарине. Он уже был на борту «Шарнхорста», когда линкор вместе с «Гнейзенау» и «Принцем Ойгеном» (в литературе его также иногда называют «Принцем Евгением». — Прим. пер.), совершил знаменитый прорыв через Ла-Манш, от Бреста до Эльбы, и был свидетелем того, как один за другим сбивались атакующие британские самолеты.

Теперь же роли поменялись. Темноту ночи постоянно разрывали вспышки пламени, сопровождавшие выстрелы бесчисленных тяжелых орудий. Казалось, что корабли противника сжимают линкор плотным кольцом. Спасения не было; свирепая ледяная морская вода была готова поглотить их.

«Вдруг ожил телефон. Звонил мой друг, когда-то живший по соседству, также орудийный техник. „Только не ври, — сказал он. — Насколько серьезна ситуация?“ Я сказал, что пора все бросать и готовиться покинуть корабль. Он ответил: „Ты, наверное, сошел с ума“. Ему даже в голову не приходило, что „Шарнхорст“ уже тонул. Я стащил с себя меховую куртку и ботинки и перевалился через фальшборт. Когда я добрался до прожектора, то был уже по колено в воде. Накатившаяся волна подхватила меня, и я начал судорожно барахтаться. Нужно было отплыть подальше, чтобы не засосала воронка, образуемая тонущим кораблем».

Ниже того места, где находился Бакхаус, на мостике, штормовые фонари и приборы были разбиты осколками снарядов, главный корабельный старшина Вильгельм Гёдде услышал последние приказы капитана:

«„Всем — на верхнюю палубу! Надеть спасательные жилеты! Приготовиться прыгать за борт!“ Многие отказывались покидать мостик без капитана и адмирала Бея. Один из молодых моряков тихо сказал: „Мы остаемся с вами“. Офицерам все же удалось заставить нас, одного за другим, покинуть корабль. Я видел, как старший офицер помогал сотням моряков перебираться через поручни. Капитан еще раз проверил наши спасательные жилеты, а затем они с адмиралом попрощались, пожав друг другу руки. Они сказали нам: „Если кому-нибудь из вас удастся выбраться отсюда живым, найдите наших родных и скажите им, что мы выполнили свой долг до конца“».

Остальные решили остаться на борту. Когда Гюнтер Стрётер выбрался из кормовой батареи 15-см пушек, вся палуба была покрыта телами погибших и раненых.

«Один из главных старшин, оберстокмайстер Виббельхоф, и его помощник Моритц отказывались покинуть свой пост. Виббельхоф сказал: „Я остаюсь, потому что мое место здесь“. А когда мы уходили из башни, он крикнул: „Да здравствует Германия! Да здравствует фюрер!“ Мы отвечали так же. Потом он сел и спокойно закурил сигарету».

19.32. На большой скорости с северо-запада подошли три британских эсминца — «Вираго», «Оппорчун» и «Максетир»; они направлялись прямо к обреченному гигантскому кораблю. Подойдя на дистанцию 2000 метров, они выпустили в общей сложности девятнадцать торпед. Еще три выпустил крейсер «Ямайка». Многие торпеды попали в цель, и крен «Шарнхорста» на правый борт увеличился.

По-прежнему дул сильный юго-западный ветер, однако вокруг корабля море, покрытое пленкой горючего, было, как ни странно, довольно спокойным. Гельмут Бакхаус был опытным пловцом.

«Очутившись в воде, я поплыл не сразу, нужно было как-то сориентироваться. В этот момент я увидел киль и гребные винты корабля. Он уже перевернулся и уходил в воду, погружаясь носовой частью. Вскоре раздались два мощных взрыва. Это было, как землетрясение. Море будто встало на дыбы и содрогнулось».

Гельмут Файфер, цеплявшийся за спасательный плотик, увидел, как прямо перед ним, подобно черной тени, возник корпус корабля.

«Я подумал: боже мой, мы потопили один из британских кораблей. Даже тогда я не осознал, что на самом деле это был „Шарнхорст“. Я думал, что на дно пошел другой корабль — один из тех, что подбили мы».

На некотором удалении от этого места Вильгельм Гёдде, по-прежнему находившийся в воде, смог заглянуть прямо в дымовую трубу «Шарнхорста», который погрузился уже наполовину. Он сказал:

«Ощущение было такое, что смотришь в огромный темный туннель».

Последнее, что он услышал, прежде чем корабль перевернулся и исчез под поверхностью моря, был звук работающих турбин.

«Это было ужасное зрелище, все было видно благодаря осветительным снарядам и мертвенным лучам прожекторов эсминцев. Когда эти лучи касались черно-синей поверхности моря, гребни волн сверкали и блестели, как серебро».

Девятнадцатилетний матрос Гельмут Бекхофф, ухватившись за деревянный обломок, отчаянно пытался выплыть за пределы опасной зоны.

«При разрыве осветительного снаряда я увидел, что все три гребных винта все еще вращаются. Вдруг корабль исчез из виду, но через мгновение вновь появился. Когда он вторично погрузился в воду, то это уже был конец. Я почувствовал, как мощная ударная волна накатилась на ноги и живот, в глубине моря что-то взорвалось».