Книга Злой рок Марины Цветаевой. "Живая душа в мертвой петле" - Людмила Поликовская

Сестры Сергея были в ужасе, что их брат, которого они держали за мальчика, не окончивший даже гимназии, никогда еще не заработавший ни рубля, собирается жениться. Да и Марина Цветаева, как им казалось, не будет хорошей женой – слишком взбалмошна, капризна, витает в облаках.

Макс Волошин в ответ на приглашение на свадьбу прислал скорее соболезнование, чем поздравление. Он писал, что и Марина, и Сережа слишком настоящие для такой лживой формы отношений, как брак. И вообще он считал, что все это несерьезно. В письме матери – «Свадьба Марины и Сережи представляется мне лишь «эпизодом» и очень кратковременным».

Ответ Цветаевой Волошину свидетельствует о том, что она-то как раз думала о предстоящем браке как о самом главном событии своей жизни. Даже горячо любимому Максу, которому была обязана знакомством с Сергеем, она не может простить такого отношения: «Ваше письмо большая ошибка. Есть области, где шутка неуместна, о которых нужно говорить с уважением или совсем молчать за отсутствием этого чувства вообще. В Вашем издевательстве виновата, конечно, я, допустившая слишком короткое обращение. Спасибо за урок!» (На гневные слова Марины Волошин ответил спокойно-любящим письмом – и отношения быстро восстановились.)

Венчание состоялось 27 января 1912 года. Иван Владимирович, сначала отказавшийся присутствовать на свадьбе дочери, сменил гнев на милость. Сестра Ася была в это время за границей – и потому мы ничего не знаем о том, как прошла свадьба, – ведь ее «Воспоминания» – основной источник наших сведений о детстве и юности Марины. Но, очевидно, именно в этот день молодые обменялись кольцами: на внутренней стороне одного из них было выгравировано имя «Марина», на другом – «Сергей», и на каждом дата свадьбы. (Кольцо с именем «Марина» сохранилось до наших дней и ныне находится в Государственном литературном музее в Москве.) «Его» кольцо потом не раз возникнет в стихах Цветаевой.

Перед женитьбой на вопрос старшей сестры Нюты: «На что вы жить будете?» – Сергей уверенно ответил: «Будем зарабатывать. Марина – стихами, она самая великая поэтесса в мире, а я – прозой». Действительно, в самом начале 1912 года выходит книга стихов Цветаевой «Волшебный фонарь» и книга прозы Эфрона «Детство». Изданные в домашнем издательстве супругов Эфрон – «Оле-Лукойе» [1] , никаких денег они, разумеется, не принесли. Но что это были за книги?

«Волшебный фонарь» посвящался Сергею Эфрону. Героиня видит все словно через волшебный фонарь – отсюда и название. Именно в этом сборнике впервые напечатаны стихи, написанные в первые дни знакомства, и стихотворение «На радость». Точная дата его написания неизвестна, но это уже обращение к реальному Сергею Эфрону – в вечности и нерушимости союза с которым Цветаева не сомневается.

Ждут нас пыльные дороги,

Шалаши на час

И звериные берлоги

И старинные чертоги…

Милый, милый, мы, как боги:

Целый мир для нас!

Всюду дома мы на свете,

Все зовя своим.

В шалаше, где чинят сети.

На сияющем паркете…

Милый, милый, мы, как дети:

Целый мир двоим!

Солнце жжет, – на север с юга,

Или на луну!

Им очаг и бремя плуга,

Нам простор и зелень луга…

Милый, милый, друг у друга

Мы навек в плену.

Еще недавно – ощущение чуждости мира, теперь – «всюду дома мы на свете». Сладкий «плен» не оставил ничего от былого цветаевского пессимизма.

Критики отнеслись ко второй книге Цветаевой гораздо прохладнее, чем к первой, – справедливо увидев в ней перепевы «Вечернего альбома». В 1912 году Цветаева еще определенно не была лучшей поэтессой в мире.

Повесть Эфрона – о большой, дружной интеллигентной семье, где царит атмосфера добра, терпимости, взаимопонимания. Взрослые помнят, что и они когда-то были детьми и дети когда-нибудь будут взрослыми. Тепло и уютно ребенку в этом мире. Книга, конечно, во многом автобиографична. В семилетнем Кире Эфрон изобразил себя. В последней главе – «Волшебница» – в образе подруги одной из старших сестер – Маре – без труда узнается Марина Цветаева. Маре отданы многие факты ее биографии: увлечение Наполеоном и сыном его герцогом Рейхштадтским, привычка мало есть и много курить, шокирующая независимость суждений. Мара пишет стихи и читает как свое цветаевское стихотворение «Пока огнями смеется бал…». Маре гораздо легче и уютнее с детьми, чем со взрослыми. Именно дети понимают, что она на самом деле волшебница.

Любопытно, что Мара изображена семнадцатилетней девушкой, в то время как себя (Киру) Эфрон рисует семилетним мальчиком, тянущимся к волшебнице, которая, в свою очередь, тянется к нему – но именно как старшая к младшему, ребенку. «У меня к вам и обожание и жалость маленькие волшебные мальчики. С вашими сказками о серебряных колодцах много ночей вам придется не спать из-за того, что вода в колодцах всегда только вода», – пишет она в прощальной записке Кире и его младшему брату Жене. Последняя глава, несомненно, лучшая в повести. Образ Мары интересен, конечно, за счет неординарности и уникальности прототипа. Сергей Эфрон понял главное в своей жене: ее дар волшебен, обычные моральные критерии к ней неприложимы. «Мне необходим подъем, только в волнении я настоящая», – говорит Мара. В будущем не раз в отношении к жене Сергей будет исходить именно из такого понимания ее сути.

В журнале «Аполлон» (1912 г., № 3–4) появилась рецензия на «Детство» известного поэта М. Кузмина. «Эта свежая и приятная книга, очевидно, написана не для детей и потому, нам кажется, что, кроме взрослых, ею особенно заинтересуются и дети. Отсутствие моральных тенденций и всяких маленьких пролетариев, униженных и благородных, придает книге характер искренности и правдивости. Может быть, некоторые рассказы слишком незначительны, но автор все передает с такой естественной грацией и выказывает такую тонкую наблюдательность, что известную мелкость письма, а иногда и самого содержания ему охотно прощаешь. Остается только пожелать, чтобы автор также порассказал нам что-нибудь и о взрослых. Впрочем, если его больше привлекает детский мир, который им, конечно, не исчерпан, мы и за то благодарны».

Не всякий автор первой книги (да еще девятнадцатилетний!) удостаивается подобного отзыва одного из самых крупных русских поэтов. Казалось бы, после такого дебюта должно последовать продолжение, но «Детство» на долгие годы останется единственным художественным произведением Эфрона; сколько-нибудь известным писателем он не станет никогда. Почему? Вовсе не потому, что был бездарен, как утверждает автор книги об Эфроне «Крылатый лев, или… Судите сами» Лидия Анискович. Просто, чтобы стать писателем, одного дарования мало, нужно еще непреодолимое влечение к творчеству и характер, отметающий все преграды на этом пути. В 1912 году Эфрону ничто не мешало писать, напротив, жизнь как бы подталкивала к занятию литературой. Жена – поэтесса, друзья и знакомые – поэты, писатели, на худой конец, просто люди, влюбленные в словесность. Капиталы, оставленные Марине (больший) и Сергею (меньший) их матерями, позволяют жить вполне безбедно и не думать о заработках. Обязанностей никаких. Быт не отнимает сил. Да, собственно, никакого быта и вовсе нет. Таких условий в жизни Сергея Эфрона не будет больше никогда.