Книга Приключения Конан Дойла - Рассел Миллер

Предкам Джона Дойла пришлось нелегко, их род обнищал из-за жестоких законов против католиков и в 1762-м потерял свое последнее родовое имение в Уэксфорде. Когда родился Джон, его отец Джеймс Дойл значился в городском реестре как торговец тканями, проживающий на Эндрю-стрит, 15. Брат Джона Джеймс стал священником, а обе его сестры монахинями, но Джон остался “в миру” — во многом благодаря способностям к рисованию, которые обнаружились у него в раннем детстве. Свою первую награду он получил уже в восемь лет, затем учился в Королевской Дублинской школе рисования, где брал персональные уроки у итальянского пейзажиста Гаспара Габриэлли и миниатюриста Джона Камерфорда. В основном Джон Дойл рисовал лошадей — животных чрезвычайно любимых в Ирландии как тогда, так и теперь, — и в 1814 году, когда ему было семнадцать лет, три его картины с лошадьми были выставлены в Ирландском сообществе художников, что принесло ему несколько заказов. Сам заядлый лошадник, он часто охотился верхом и мог с удивительной точностью нарисовать лошадь даже по памяти.

Много лет спустя католический журнал “Манф” привел забавный случай из жизни Джона Дойла: посмотрев на чьего-то коня, он объявил, что тот очень похож на жеребца, когда-то виденного им в Дублине. И вскоре выяснилось: конь был прямым потомком того самого ирландца!

В феврале 1820 года, в возрасте двадцати трех лет, Джон Дойл обвенчался с Марианной Конан в церкви Святого Андрея в Дублине. Семейство Конан полагало, что они потомки древнего герцогского рода из Бретани, но, как и Дойлы, семья переживала трудные времена. Отец Марианны тоже торговал тканями в Дублине. (Некоторые утверждают, что молодоженов пригласили провести медовый месяц в замок Арундел, поместье герцога Норфолкского, первого лорда-католика в королевстве, но, поскольку замок к тому времени был заброшен и там никто не жил, это сомнительно.) Через год после свадьбы Марианна родила дочь Аннет.

В те годы Дублин мало что мог предложить честолюбивому молодому художнику. Решение Британии покончить с “ирландской проблемой” путем создания Объединенного королевства Великобритании и Ирландии радикально снизило статус Дублина. Прежде это был один самых богатых и оживленных городов империи, но уния положила начало долгому периоду упадка. Джон, подобно многим его соотечественникам, решил перебраться в Лондон, в надежде обрести лучшее будущее в этом крупнейшем мировом центре — политическом, финансовом и торговом.

По всей видимости, Дойлы с младенцем переехали в Лондон в 1822 году и обосновались в Северном Сохо, в доме номер 60 по Бернес-стрит. Тогда это был приятный район, весьма популярный среди писателей и художников. Имущества у молодых было немного. Они привезли с собой лишь несколько семейных реликвий: серебряное блюдо с выгравированным фамильным гербом Дойлов, медицинскую ступку — также с гербом и поясной портрет графа Стаффордского, якобы кисти Ван Дейка. Томас Вентворт, граф Стаффордский, был протестантом, одним из ближайших соратников Карла I. Он правил Ирландией с 1633-го по 1641-й, когда был казнен по ложному доносу. Каким образом в семью убежденных католиков Дойлов попал портрет знаменитого протестанта, неизвестно.

Приступы безумия короля Георга привели к тому, что в 1811 году его сын принц Уэльский был провозглашен регентом. Эти десять лет регентства стали своего рода судорожными конвульсиями георгианской роскоши и разгула, после чего наступила Викторианская эпоха.

Принц, или, точнее, Принни, как снисходительно называли его подданные, вел жизнь праздную и безнравственную. Его брак с Каролиной Брансвик оказался неудачным, и он обзавелся множеством любовниц, которые старели и толстели вместе с ним. В 1820-м Георг III скончался, и Принни стал Георгом IV Первое, что он попытался сделать, став королем, — это развестись с Каролиной, обвинив ее в супружеской измене. Начался скандальный судебный процесс, чрезвычайно позабавивший всю нацию и предоставивший обильную пищу карикатуристам.

Во многом благодаря Принни период регентства стал золотым веком политической карикатуры, беспощадно высмеивавшей его излишества. При тогдашнем весьма смутном понятии о клевете и отсутствии внятных законов на сей счет, все и вся могло стать предметом насмешки. Но карикатуристы вели честную игру: например, знаменитые Томас Роуландсон и Джеймс Гиллрей (они были близкими друзьями) не просто развлекали публику, но пытались влиять на общественное мнение и призывали к социальной справедливости, разоблачая политиков и продажных судей. В их рисунках, как и в жизни, контраст между роскошью богатых и убожеством бедных разителен. Светские дамы щеголяли нарядами и драгоценностями на балах, денди проводили дни в лондонских клубах, а рабочий люд все громче заявлял о необходимости политических и социальных реформ.

Когда Дойлы перебрались в Лондон, период регентства уже закончился. В Дублине молодой Джон Дойл обзавелся влиятельными знакомыми. Среди них были, например, маркиз Слиго, генерал сэр Эдвард Керрисон и граф Талбот, вице-король Ирландии. Но в Лондоне Дойл почти никого не знал. Одной из первых его работ стала серия рисунков “Жизнь скаковой лошади”, которые он создал, побывав на ипподроме в Ньюмаркете. После чего начал писать портреты выдающихся современников, большей частью по памяти. Успех ему принес портрет герцога Йоркского верхом на коне.

Но вскоре Дойл понял, что прокормить все разрастающуюся семью — Джеймс Уильям Эдмунд родился в 1822-м, а два года спустя Ричард — одними портретами невозможно. А поскольку карикатуры были очень популярны и востребованы газетами и журналами, то к этому жанру он и решил обратиться. Он начал ходить в парламент на открытые заседания палаты общин, непременно с блокнотом, и к 1827 году уже вовсю продавал карикатуры в разные издания, в первую очередь “Таймс”.

Его техника была совсем иной, чем у карикатуристов времен регентства, которые работали в резкой, часто вульгарной манере. Пародии Дойла были изящны, отлично прорисованы, высмеивали политиков и дельцов умно, никогда не опускаясь до грубой пошлости. Избегая политических пристрастий, Дойл занял позицию развлекающегося наблюдателя. Остро подмечая слабости политических и общественных деятелей, он посмеивался, но не язвил. Его скетчи были забавны, но лишены злости и уродливого гротеска. Проще говоря, он не нажил себе ни одного врага. “Мой дед, — уверял Артур Конан Дойл много лет спустя, — был джентльмен и рисовал джентльменов для джентльменов, и сатира его заключалась не в том, чтобы искажать лица, а в остроумном сюжете”.

Рисунки Дойла и сегодня считаются нагляднейшими свидетельствами того, как выглядели и вели себя знаменитости того времени. Свои работы он подписывал латинскими “Н. В.” и ревностно следил за соблюдением анонимности: он настаивал, чтобы его имя ни в коем случае не всплыло в печати, и отвозил заказы издателям в крытом экипаже, дабы никто не мог его выследить. И в салонах вскоре стали гадать, кто же так мастерски и так утонченно изображает государственных деятелей и светскую публику.

В семье Дойл бытовало предание: когда выходил очередной выпуск литографий за подписью Н. В., вокруг редакции собирались толпы народа, а по ближайшим улицам было не проехать из-за скопища карет и экипажей. В июле 1831-го Томас Маколей, только что избранный в парламент, писал сестре, что, ожидая приема у премьер-министра графа Чарльза Грея на Даунинг-стрит, 10, он прекрасно провел время, рассматривая карикатуры Н. В. — в приемной лежали две папки с его работами. “На каждом листе был граф Грей. Я здорово повеселился. Разумеется, я и раньше видел карикатуры Н. В., но тут мне попались совсем новые, все просто превосходные”.