Книга Дар жизни - Галина Гончарова

Минута, другая… я понимаю, что скоро меня выкинет из этого состояния, как котенка за шкирку, и спешу, что есть рук.

И – успеваю.

Затягиваю последние узлы, перевязываю пуповину, вглядываюсь в мать и ребенка.

Ребенок здоров, хотя настойка сказалась на нем не лучшим образом. На пару дней ему бы кормилицу.

Мать… с той хуже. Упадок сил, разрывы, кровотечения… но лекарь должен справиться. Кормить получше, не трогать несколько дней, да, и ребенка не давать. Пока эта настойка из нее не выйдет…

Почти без сил падаю на кровать.

– Вета, Веточка…

Тетя Сельма.

– Все в порядке. Можно водички?

– Д-да… пускать их?

– Кого?

Только сейчас замечаю, что дверь содрогается под натиском чьих-то могучих плеч.

– Э…

Ответить тетя не успевает. Засов выдерживает, а вот щеколда – нет. Вылетает, прозвенев по полу.

В комнату вваливается несколько человек – и замирают. Я даже знаю, что они сейчас увидели.

Тетя с ребенком на руках. Жена Жмыха на кровати – краше в гроб кладут. И я – тоже на кровати. Сил никаких не осталось. Кто бы знал, сколько у меня это забирает?!

– Милочка!!! – Жмых рвется к жене, хватает тонкую руку, сжимает, что есть сил. – Да как же… да на кого ж…

Что есть оставшихся сил, бью его кулаком по плечу. Лишь бы внимание обратил.

Оборачивается ко мне. Лицо серое, глаза безумные.

– Разбудите – убью. Ей теперь пару дней отсыпаться, а потом кормить получше. Ребенка пока не давать, найдите кормилицу.

Кажется, из моего монолога он понимает только одно слова.

– отсыпаться?! Живая!?

Глаза не закатываю, голова трещит так, что это усилие будет стоить мне сознания.

– Живая. И ребенок жив. Мальчик, да Сельма?

– Да, Веточка. Мальчик. Здоровенький…

В следующий миг меня сгребают в медвежьи объятия. Жмых возрадовался.

– Господа лекарка! Да я…

Что – он, я так и не успеваю понять. Сознание все-таки гаснет, когда тело лишают последних крох воздуха.

* * *

Когда я прихожу в себя, на небе занимается рассвет.

Мое окно?

Нет, не мое. Обвожу все вокруг взглядом из-под ресниц. Незнакомая комната, но уютная и красивая. Рядом со мной сидит тетя Сельма, дремлет.

Воспоминания налетают ураганом.

Роды, сила, ребенок, сломанная дверь…

– Живы? – выдыхаю я.

Тетушка Сельма дергается, едва не падая на пол, потом трясет головой и пытается кинуться ко мне. Я едва успеваю вытянуть руку.

– Не надо! Устала!

Руку хватают в клещи и принимаются покрывать поцелуями.

– Доченька! Веточка! Спасибо тебе!!! Живы, и Милочка моя, и сынок ее… ЖИВЫ!!!

Вот ради таких минут и живешь. Когда понимаешь, что все правильно и не зря. Я расслабляюсь.

– Слава Светлому!

– Ты прямо там сознания лишилась, лекарь тебя осмотрел, сказал, что устала ты сильно, тебе бы отоспаться…

– Дома отосплюсь.

Откидываю одеяло и обнаруживаю, что лежу, как была. В платье, только что без сапог.

– Тетя Сельма, поможете?

– Да куда ж ты! Спозаранку-то?!! Хоть до завтрака останься!

При слове «завтрак» желудок издает такое урчание, что я вспоминаю об извержении вулкана. А дома-то мышь повесилась, хлеба – и того нет.

Тетя Сельма понимающе улыбается.

– Сейчас, девочка, сейчас. На кухне уже воду греют, я сейчас у них спрошу чего…

Тетя уходит, а я несколько минут лежу в мягкой кровати с роскошным кружевным бельем. Да, было и у меня не хуже.

И белое кружево, и большая комната, и роскошные платья…

Все.

Не думать, не вспоминать, выкинуть все из головы раз и навсегда! И… пару минут полежать в этой кровати.

* * *

Вместо тети Сельмы в комнату заходит тот лекарь.

– Доброе утро, госпожа Ветана. Как вы себя чувствуете?

– Все в порядке, – честно отвечаю я.

– Мы испугались вашему обмороку.

Он присаживается на кровать, берет меня за руку, считая пульс. Ну, смотри-смотри, все равно ты ничего не обнаружишь!

– Я в порядке. Я просто встала рано, потом весь день крутилась, вечером мазь варила, заснула заполночь, а потом такое… ну и получился обморок, – заверяю я с самым невинным видом.

Лекарь кивает.

– Что вы сделали с роженицей?

– Ребенок неправильно лежал, я его просто повернула. Видите?

Протягиваю вперед руку. Кость у меня тонкая, да и вообще я мелкая и щуплая. Рядом с ладонью лекаря мои пальцы кажутся еще меньше и тоньше. Лекарь смотрит недоверчиво.

– Но повитухи…

– Я уже видела такой случай. Бывает…

– Ну-у…

– А вы еще опоили ее настойкой, ребенок и двигаться перестал.

Лекарь злобно засопел.

– что-то вы все равно сделали…

– помогла человеку, – согласилась я.

Ответом мне был недобрый взгляд. Ну и пусть его, перебедуем. Все равно тетушка Сельма будет молчать, а больше никто ничего не докажет.

Вот и она, легка на помине. С бо-ольшим подносом, на котором находился кувшин с молоком, свежий хлеб, жареная гусиная нога…

И куда только мои манеры делись? Я вцепилась зубами в еду, начисто забыв про вилки-ложки, еще и пальцы, кажется, облизывала.

– Госпожа Ветана!

Жмых влетел в комнату ураганом, но на колени перед кроватью падать не стал, и то дело.

– госпожа Ветана, если б не вы…

– Да это любой бы лекарь сделал, коли б захотел, – не моргнув глазом подставила я сопящего лекаря. Судя по недоброму взгляду Жмыха, ничего приятного, вроде оплаты, тому не светило.

– Маг заходил, сказал, что жить будут, и мать, и ребенок.

– Вот и ладненько. Доставите меня до дома?

– А то как же, госпожа Ветана. И карету сейчас прикажу заложить, и покушать вам с собой прикажу собрать, и… я для вас что угодно! Вы ко мне в лавку заходите, а?

Я вежливо покивала. Вот уж чем я пользоваться не собиралась, так это человеческой благодарностью. Очень ненадежная валюта.

Но до дома меня доставили честь по чести. А в кошелечке, который я обнаружила в здоровущей сумке с едой оказалось аж пять золотых.