Книга Мирабо - Рене де Кастр

Читатель конечно же обратил внимание на подзаголовок к книге де Кастра о Мирабо: «Несвершившаяся судьба». Этот подзаголовок является ключом, раскрывающим основную идею автора, который, располагая многочисленными и разнообразными источниками, в том числе, как уже было сказано, и неопубликованными, пытается доказать, что Мирабо было предначертано спасти монархию, тогда как на деле он стал разрушителем последней. Де Кастр убедительно пишет о том, что эволюция Мирабо как политического деятеля проходила в пределах его искреннего убеждения в том, что защита естественных прав, свободы и достоинства человека и гражданина отнюдь не противоречит борьбе за жизнь королевской семьи и спасение тысячелетней монархии, что можно быть революционером и защитником короля в одно и то же время, что одно не исключает другого. Обладая блестящим ораторским талантом, Мирабо отстаивал идеи конституционной монархии — но тщетно. Он лишь вызвал недоверие к себе со стороны своих коллег-депутатов и не был поддержан королем, хотя тот и оплачивал его советы. Мирабо сам не считал себя изменником и, умирая, не пожелал уничтожить свой архив, полагая, по всей видимости, что перед историей он честен. «Я буду тем, кем был всегда, — говорил он о себе, — защитником монархической власти, упорядоченной законами, и апостолом свободы, гарантированной монархической властью».

За последние годы было опубликовано довольно много работ, где совершенно по-новому освещается история революции 1789–1794 годов во Франции. Назовем лишь несколько монографий: З. А. Чеканцева «Порядок и беспорядок. Протестующая толпа во Франции между Фрондой и Революцией» (Новосибирск, 1996); «Исторические этюды о Французской революции. Памяти В. М. Далина» (М., 1998); А. В. Ревякин «Великая французская революция» (История Европы. Т. 5. М., 2000); «Памяти профессора А. В. Адо. Современные исследования о Французской революции конца XVIII в.» (под ред. В. П. Смирнова и Д. Ю. Бовыкина. М., 2003); Е. М. Мягкова «„Необъяснимая Вандея“: сельский мир на западе Франции в XVII–XVIII веках» (М., 2006). Имеется также целый ряд статей по данной тематике, опубликованных в эти годы в журналах «Французский ежегодник», «Одиссей», «Новая и новейшая история». Знакомство с результатами этих новых исторических исследований позволяет питать надежду, что со временем они станут основой для увлекательно написанных биографий. Пока же в ожидании их появления мы предлагаем вам замечательную книгу о Мирабо французского академика де Кастра. «Никогда два историка не опишут его одинаково», — уверен автор. Каждый может сказать свое слово. Но русских историков услышать тем интересней, что судьба Мирабо тесно связана с умонастроениями, бытовавшими в России.

В книге Рене де Кастра приведены многие примеры беспрецедентной популярности Мирабо как во Франции, так и в странах Западной Европы. В Российской империи, связанной в ту эпоху с Францией тесными узами, в той России, о которой французские путешественники писали с удивлением, что здесь французскую литературу знают лучше, чем в салонах Парижа, а французские журнальные новинки становятся предметом обсуждения сразу же после их выхода в свет, имя Мирабо очень быстро стало нарицательным для обозначения псевдолиберала. Вспоминается стишок Дениса Давыдова:

Всякий маменькин сынок, Всякий обирало, Модных бредней дурачок Корчит либерала. А, глядишь — наш Мирабо Старого Гаврилу За измятое жабо Хлещет в ус да в рыло…

Имя Мирабо со временем наполнилось новыми значениями в контексте французской культуры. Его именем французы назвали многие улицы своих городов, а мост Мирабо, возведенный в 1895–1897 годах, соединил берега Сены в районе парижского Пятнадцатого округа. Именно он дал Гийому Аполлинеру творческий импульс для создания его знаменитого стихотворения «Мост Мирабо» — шедевра любовной лирики. Каждый французский школьник, каждый студент-филолог любой страны мира знает эти строки:

Под мостом Мирабо тихо Сена течет И уносит нашу любовь… Я должен помнить: печаль пройдет И снова радость придет[1].

Путь примирения со своей историей, как, кстати, показывает и недавнее прошлое России, никогда не бывает простым и скорым. Этот путь наведения мостов между прошлым и настоящим порой растягивается на целые века. Так и Франция лишь спустя сто лет после смерти Мирабо приняла его, отдав дань его заслугам и определив его место в истории.

Вероятно, Мирабо останется жить вечно в исторической памяти людей, в шедеврах изобразительного искусства, во французской поэзии. Кроме того, после него осталось довольно богатое литературное наследство. Это несколько трактатов, наиболее известными из которых являются «Опыт о деспотизме» и «Королевские указы об изгнании без суда и следствия и государственные тюрьмы», обширное сочинение в четырех томах о прусской монархии, тексты публичных выступлений и многочисленные письма, являющиеся общепризнанными образцами классики эпистолярного жанра.

Т. Д. Сергеева

Мирабо: Несвершившаяся судьба

Городу Экс-ан-Прованс, хранящему память о Мирабо в сокровищнице своих архивов, в тени своих платанов и в журчании фонтанов

ПРЕДИСЛОВИЕ

Оноре Габриэль Рикети, граф де Мирабо

Историю решили судьбы лишь нескольких человек: они проложили пути, по которым прошли народы — иногда с энтузиазмом, чаще со смирением.

Эти гении-властители возбуждают такое любопытство, что вспоминать о них можно бесконечно: они каждый раз предстают в ином обличье, что бы мы ни начали рассматривать: причины, формы, последствия, даже неудачи.

Необязательно доводить начатое до конца: достаточно, чтобы семена дали всходы; незавершенный жизненный путь порой еще вернее указывает на предопределение.

Мечтания Гобино породили миф о расизме, в котором с полным основанием можно найти причину Второй мировой войны. Из разглагольствований Карла Маркса вышло революционное движение, создавшее советскую Россию. Однако оба мыслителя, косвенным образом спровоцировавшие великие потрясения первой половины XX века, были чужды событиям, свершившимся исключительно благодаря вере людей в их писания.

Антитезу им составляют завоеватели, реформаторы или мессии, великие свершения которых были увековечены еще при жизни, — Чингисхан, Генрих VIII, Магомет.

Между этими крайностями — человеком, не знавшим о своей роли в истории, и тем, кому его очевидная историческая миссия уже обеспечила вечную славу, — находится третья категория, возможно, самая драматичная. Это сознающий свое величие, уверенный в своем предначертании герой, которому рок не дает завершить великое дело; он уходит, печалясь оттого, что предначертанное ему свершится без него или не заладится вовсе из-за его отсутствия.