Книга Двенадцать минут любви - Капка Кассабова

В течение следующего года я делала массу разных предположений, а это всегда глупо, особенно в столь непредсказуемых делах, как парные танцы. Как оказалось, Пьяццолла — не мелодия, а человек, писавший изумительные, неистовые оркестровые партитуры. Астор Пьяццолла откопал танго, томящееся в пыльных закоулках «прекрасной эпохи»[2], и перенес его на музыкальную авансцену конца XX века.

Также выяснилось, что ключевой инструмент для музыки танго, король уличного ретро — бандонеон, по сравнению с которым аккордеон звучит, как веселый деревенский дурачок. Бандонеон же — как черный бархат или как коктейль из шампанского и портера. Играть на нем безумно трудно, но в руках мастера он рождает звуки, соединяющие в себе высокое искусство и низменные страсти. Это король уличного ретро, а Пьяццолла со своим дьявольским бандонеоном стал «крестным отцом» современного танго. В начале своего пути я была слишком занята оттачиванием техники, и мне и в голову не приходило поинтересоваться, а можно и нужно ли танцевать под его музыку.

А в тот вечер я исполнила еще пару «Пьяццолл» с Джеймсом, чей залихватский стиль вызвал у меня ассоциации с жизнерадостным трактором, пропахивающим танцпол. Темп музыки нарастал, и когда мы «врезались» в грандиозный финал «Либертанго», чилийцы за стойкой бара выглядели слегка обеспокоенными.

Затем мой партнер принялся объяснять неоднократно повторяемое движение: каждый раз, как только его рука настойчиво давила на талию, я делала шаг назад.

— Это очо назад. Очо — самая распространенная фигура в танго. В переводе с испанского «восемь», потому что твои ноги как будто вырисовывают невидимую восьмерку.

Я чувствовала себя спотыкающейся лошадью, а не художником на полу, но подобное объяснение, мне понравилось. Еще существует очо вперед. Выполняя его, вы шагаете вперед, а партнер, соответственно, назад, чтобы освободить вам место. Правда, в танце с Джеймсом он сам тащил меня вперед. Но разве не в этом суть танго? Напор, волшебство и опасность!

(Пауза: Если партнер заставляет вас чувствовать себя коровой на льду — это его вина, а не ваша, пусть даже вы ничего не умеете. Но в данном случае мы оба были новичками, поэтому не нужно нас судить строго.)

Я спросила Джеймса о названии грустной мелодии, под которую мы пытались двигаться. Años de soledad («Годы одиночества»). Кто бы сомневался! Прекрасный саундтрек для моей жизни!

Годы моего одиночества начались в 1990-е, когда я подростком внезапно очутилась в Новой Зеландии. Наша семья переехала из Болгарии, точнее сказать, ее подхватил бешеный поток эмигрантов, хлынувший из Восточной Европы в разные части света после падения Берлинской стены. Отчаяние, посткоммунистический мир и полученное моим отцом предложение научной работы в университете — вот некоторые из множества причин, по которым в итоге мы (двое взрослых, двое подростков и пианино) прибыли сюда, на край света.

Время шло, и вот, став в 26 лет обитательницей маленькой съемной квартирки в пригороде, с гостиничными занавесками и покрытыми плесенью углами, я коротала дни за написанием заказанного мне путеводителя по Индии, которую недавно посетила в надежде обрести себя. Почему люди рассчитывают познать себя именно в Индии? Там уже столько таких страждущих… Вместо того чтобы найти, я чуть не потеряла себя окончательно, заодно со своим тающим весом — из-за кишечных паразитов и культурного шока. Спустя два месяца я вернулась в Окленд, больная, потерянная, разбитая и вдобавок безработная.

Но самыми сложными на тот момент оказались мои проблемы с «реальностью»: какой в ней смысл, если не делаешь что-то интересное? Именно поэтому после окончания университета я целыми днями писала, а в результате — пара книг, нерегулярный доход и отсутствие шансов на нормальное трудоустройство. Жила я более уединенно, чем монах-отшельник в горах, хотя обитала в пригороде на берегу Тихого океана, где над бескрайними и пустынными, как океан, пляжами, распростиралось огромное небо, а вокруг были дружелюбные и загорелые люди с характерным новозеландским говором. Здесь, под спокойным новозеландским солнцем, царил карнавал красок: зеленые вулканические холмы, голубой океан, пронизанный тысячами белоснежных парусов. Именно в тот год Город моряков принимал у себя регату Кубка Америки, да и вообще это был дом для великих спортивных чемпионов. Райское место для тех, кто увлекается яхтенным спортом, регби, твердо стоит на ногах и владеет собственным домом и садом.

Я не подходила под такое описание, застряв где-то между двумя мирами, уже не принадлежа Восточной Европе, но еще не став своей в «стране киви». Может быть, именно это Джеймс имел в виду, говоря о танго как части меня. Ибо других частей, из которых могла бы сложиться моя личность, я здесь не находила.

— У меня такое чувство, будто я на краю Земли и весь остальной мир — лишь иллюзия. Будто жизнь идет мимо, а все важное происходит далеко отсюда.

— Нет, — обрывает меня Джеймс. — Важные вещи происходят вокруг тебя. Идея, что хорошо там, где нас нет, — иллюзия. Жизнь именно там, где ты находишься. Твоя беда, Капка, в том, что ты страдаешь СХЖ: синдромом хронического желания. Славянская меланхолия, хорошенько приправленная балканским фатализмом, плюс богатый внутренний мир: в результате ты — как чеховские три сестры. Образно выражаясь, все время грезишь о поездке в Москву.

Он прав. Еще со времен отрочества я всегда жаждала оказаться где-нибудь в другом месте. Но разве не все подростки мечтают об этом? Только большинство из них перерастает подобные желания. У меня же, наоборот, с годами «синдром» лишь усугублялся, чему в огромной мере способствовала эмиграция. Живя в пригороде Окленда, я еще сильнее грезила о чем-то новом. Я искала что-то, неважно что, лишь бы оно дало мне возможность почувствовать себя «своей». Интересно, если бы в тот вечер в баре Fuego собирались любители вязания или танца живота, присоединилась бы я к ним? Да. А если бы это был сатанинский обряд? Снова да, черт подери.

Но это было танго. Как идеально оно подошло, ведь этот танец придумали такие как я и для таких как я. У каждого, страдающего тангоманией, своя история болезни.

Вы зашли в бар и заметили мужчину и женщину, чьи тела сплелись под плач скрипки. Эту пару мы уже встречали.

Или заглянули в танцевальный класс, и друг сказал, что вон там реальная красотка/красавчик. И вы стали ходить на занятия, потому что влюбились… но не в нее/в него. В танго.

Или, прогуливаясь по улице, вы услышали звуки «Кумпарситы». Заглянули, оказались в зале, заполненном мужчинами и женщинами, вытворяющими ногами занятные фигуры, и безумно захотелось оказаться среди них.

Или записались на курс латиноамериканских танцев. Ча-ча-ча — интересно, но не цепляет. Ламбада заводит, но для дурачков. Сальса — забавно, но все равно не ваше. И вдруг, бог мой, — оно! Танго дарит возможность прочувствовать то, чего не могут другие.