Книга Тиберий. Преемник Августа - Джордж Бейкер

У него с самого начала было некое духовное убежище, что-то вроде позднейшего Капри. Он укрывался в своей крепости при малейшей провокации. У него было обостренное чувство справедливости и чувство беспристрастности, где не было места почитанию отдельных личностей — включая самого себя. В то же время он необычайно остро ощущал несправедливость по отношению к себе и в этих случаях замыкался… Странные вещи чувствительность производит с душой человека.

Большие способности, основанные скорее на трудолюбии и здравом смысле, чем на блеске натуры, отчужденность и индивидуализм, точность восприятия и самостоятельность в суждениях делали его хорошим лидером. С теми, с кем сталкивался, он оставался холоден, беспристрастен и осторожен, глядя на вещи трезво и оценивая их в целом; и в то же время он был точен в суждениях, был великодушным, однако не всегда приветливым начальником: тип человека, который поделится рубашкой, но не симпатией. Характер скорее полезный, чем удобный.

Ни одна причуда судьбы ни на чем не сказалась так сильно, как на имени Нерон. Это был когномен одной из самых выдающихся фамилий знатного рода Клавдиев. Его не запятнал ни один член этой семьи, законно носящий это имя. Слава Гая Клавдия Нерона, который отправился маршем в Метавр и одержал победу над Гасдрубалом, а также способствовал окончательному поражению Ганнибала, никогда не угасала в Риме. Однако все Нероны померкли, когда их имя было украдено бесславным человеком, который не был Нероном — он вообще не относился к роду Клавдиев, — императором «Нероном», чье настоящее имя было Луций Домиций Агенобарб. И никакая сила теперь не сможет отменить этого обстоятельства и устранить эту несправедливость, ни восстановить фамильную честь Неронов, отнятую Домицием. Император Нерон не был Нероном. Однако Тиберий им был, он заслуженно носил это имя, в его жилах текла кровь консула, который перехитрил Ганнибала и победил Гасдрубала. И он также был военным и политиком, с присущими этой фамилии качествами сильного и живого характера.

Август был человеком поверхностным, что, впрочем, не мешало его власти. Он становился основательнее по мере роста своего влияния, но, мудрея, он все-таки не приобрел того, что дается воспитанием в истинно древних родах… Он никогда не притворялся, что любит Тиберия. Любя общество, беседы и будучи скорее широким, чем глубоким, он не испытывал симпатии к переменчивому, более сложному, основательному и в то же время эксцентричному характеру своего пасынка. С некоторым неприятием и удивлением он наблюдал и не одобрял неторопливость, врожденную и воспитанную интеллигентность, сдержанность, утонченность, которые как бы проскальзывали сквозь его ум, ни в чем не совпадая с чертами его собственного характера.

Ливия была третьей женой Августа. Первую вряд ли стоит считать таковой; если он даже и жил с ней, то этот эпизод был слишком короток и не оставил никакого следа. Его второй брак со Скрибонией был гораздо серьезнее; однако это был прежде всего дипломатический брак. Луций Скрибоний Либон был тестем и главным сторонником Секста Помпея в те стародавние дни гражданских войн. Август — тогда он был еще просто Октавианом — женился на его сестре Скрибонии, чтобы не дать молодому Помпею объединиться с Марком Антонием. Через год такая необходимость отпала; и с поспешностью, которая могла против него свидетельствовать, он развелся с ней в тот же день, когда на свет появилась единственная его дочь Юлия, о которой мы еще не раз услышим, прежде чем закончим рассказ о Тиберии.

Его истинным браком в высоком смысле был брак с Ливией, дорогой его сердцу (а сердце у него было); с ней он делил симпатии, вкусы и личные пристрастия. Для Августа было истинным несчастьем, что этот брак оказался бездетным. В этом отношении счастье, которое не покидало его в других делах, оставило его. Ему хотелось бы иметь родного сына от Ливии, которого он мог бы вырастить и воспитать и который продолжил бы его дело. Но он так и не родился.

Ливия происходила из старого аристократического рода и славилась красотой и сильным характером. Дамы из аристократических родов жили дольше своих мужей, и Ливия, кругом общения которой был лишь двор Августа, где она могла проявить себя, была достаточно сильной, чтобы проложить себе путь сквозь жестокую конкуренцию эпохи поздней республики, когда Цезарь еще только начинал свою карьеру. В имперском Риме она главенствовала в обществе, подобно орлице среди цыплят. В соответствии с заведенными ею правилами легкомысленная и свободная жизнь периода республики определенно вышла из моды. Они с Августом подавали пример простой и добропорядочной семейной жизни, не нарушаемой скандалами или ссорами, эти люди считались с мнением и чувствами друг друга и сумели прожить в гармонии.

Ливия, естественно, была достаточно влиятельна, чтобы продвигать двоих своих сыновей. Насколько распространялось ее влияние — одна из неразрешенных загадок истории. Если она рассчитывала на естественный ход событий, которые приведут их к власти, она рассуждала разумно; однако некоторое холодное благоразумие и умеренность характера, который служил Августу некоей защитной атмосферой, могли распространяться и на Ливию, сдерживая ее энергию. Естественно, что в душе Августа Юлия была на первом месте. Ливия, похоже, не боролась против этого естественного предпочтения. Август отвечал на ее сдержанность тем же вниманием к ее предпочтениям. Едва ли заботясь о Тиберии, он искренне любил Друза, но к обоим он был равно справедлив и даже щедр. Весьма вероятно, что он учитывал их значимость во втором ряду наследников. Если бы Юлия умерла, они стали бы самыми вероятными наследниками. Об атмосфере, царившей при дворе Августа, многое говорит то обстоятельство, что мы не слышали ни о малейшем намеке на интриги или соперничество между ребенком Скрибонии и детьми Ливии. Да и трудно было в присутствии Августа зародиться чему-то столь дикому или ужасному. Он решал все человеческие проблемы с присущими ему спокойствием и разумностью.

Таким образом, Юлия была важной персоной. Вокруг нее сосредоточивались все планы Августа на будущее — планы, никоим образом не связанные с пустыми амбициями, но относящиеся к судьбам великой цивилизации… Не могло быть и речи о том, чтобы место Августа заняла женщина; ибо, кто бы ни стал его наследником, он становился главой огромного войска, охранявшего римский мир; но он вполне мог полагать, что такими наследниками, возможно, станут или ее муж, или родившиеся в будущем дети.

Сама Юлия, разумеется, прекрасно осознавала это свое предназначение. В год триумфа Августа ей было десять лет. Ей было двенадцать в год проведения Троянских игр. Ей едва исполнилось четырнадцать, когда Август официально усыновил Марцелла как своего преемника и наследника и отдал ему Юлию в знак подтверждения его возвышения.

Все это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго… У Августа, разумеется, были свои причины, о которых мы сегодня не знаем. Красивый молодой жених, сын Октавии, и очаровательная умная невеста, дочь Августа, были двоюродными братом и сестрой. Юлию воспитывали очень заботливо, однако сама атмосфера была не слишком здоровой. Чем бы ни руководствовался Август, все произошло уж слишком рано. Оба молодых человека слишком рано развились. Весь блеск Марцелла не мог отменить того факта, что выбор Августом наследника был странным — своеобразной игрой с фортуной. Не только Марцелл был совершенно неискушен, но и в его предках не было ничего дающего надежды ожидать, что он вырастет в выдающуюся личность. Хотя дальние родственники Марцелла и произвели на свет многих способных людей, это не было тем основанием, на которое можно было опереться. Трудно избежать впечатления, что очень много семейных причин — может быть, слишком много — влияло на планы Августа.