Книга И вдруг никого не стало - Изабель Отисье

– Похоже, нам придется здесь заночевать, – вернувшись в спальню, сказал он. – У нас осталась какая-нибудь еда?

Луиза немного ожила. Пока его не было, она поддерживала огонь, и теперь в комнате было уютнее, несмотря на вонь от горящих старых досок, пропитанных дегтем. Пристроив куртки поближе к очагу, они сели рядом и, тесно прижавшись друг к другу, стали грызть злаковые батончики.

Ни малейшего желания обсуждать случившееся не было. Оба – и осмотрительная Луиза, и безрассудный Людовик – знали, что, ступив на эту территорию, рискуют поссориться. Время для объяснений наступит потом, когда неприятное происшествие останется позади. Они припомнят все в подробностях, она докажет ему, что они поступили неразумно, он ответит, что такое предвидеть было невозможно, они поцапаются, потом помирятся. Это превратилось у них почти в ритуал, предохранительный клапан для их разногласий. Никто не признает себя побежденным, каждый сохранит уверенность в собственной правоте, но они согласятся заключить почетный мир. А пока надо сплотиться и ждать. Они сидели молча, прислушиваясь к нарастающему за стенами грохоту. Глаза у обоих покраснели от дыма. В пустых комнатах нижнего этажа завывал ветер, неумолчному низкому гулу вторил пронзительный свист. Временами ветер немного стихал, и они разом обмякали, расслаблялись, но рев тут же вскипал с удвоенной силой. Где-то громыхало железо, словно кто-то бил в большие барабаны. Они слушали эту мрачную симфонию, на них навалилась усталость от долгого перехода и особенно от того, что пришлось пережить за последние несколько часов. В конце концов Людовик где-то откопал пропахшее пылью старое одеяло, они устроились вдвоем на узкой кровати и мгновенно провалились в сон.

Посреди ночи Людовик проснулся. Ветер шумел теперь совсем по-другому, должно быть, теперь он дул с суши и еще усилился. Гул шел издали, сверху, барабанным рокотом катился по долине, а потом ударялся в стену, и казалось, что дом вот-вот развалится. Ветер переменился – это хороший знак, решил он, значит, буря скоро утихнет. Сейчас, в темноте и покое, во влажном тепле их сплетенных тел, он почти блаженствовал. Они здесь вдвоем, на тысячи километров вокруг нет ни одного человека, только ветер ревет, но они в укрытии, и ураган им не страшен. Он ощущал каждую частичку своего тела так, будто она независима от других, и собирал воедино подробности нынешнего странного положения: его спина упирается в тощий продавленный матрас, сквозняк шевелит волосы на макушке, Луиза тихо посапывает, уткнувшись ему в грудь. Людовику захотелось ее разбудить, чтобы заняться любовью, но тут он вспомнил про ее ушибленное плечо. Пусть поспит, не надо ее тревожить. Может, утром…

Незадолго до рассвета шум внезапно утих. Оба проснулись, отметили это и, расслабившись, снова уснули.

Окончательно разбудил Луизу солнечный луч. До тех пор, пока не наступило затишье, ее преследовали кошмары. Ей снилось, что огромная волна выбила окна их квартиры в пятнадцатом округе, потом – что плот несет ее по улицам, затопленным темной водой, а из окон ей кричат, отчаянно размахивая руками, зовут на помощь.

– Людовик, ты спишь? Похоже, все закончилось!

Они заворочались, разминая затекшие руки и ноги. Приподнявшись на постели, Луиза ощупала плечо и сморщилась:

– Может, я ничего не сломала, но с яхтой придется тебе управляться одному.

– Как скажешь, принцесса. Ну пойдем, гостиница нам попалась не самая роскошная, но через четверть часа на борту будет подан завтрак. Если мадам соблаговолит…

Улыбнувшись друг другу, они собрали вещи и вышли из пропахшей дымом комнаты.

Солнце сияло так же ослепительно, как и вчера.

– И куда нас с тобой занесло…

Шагнули за порог – и замерли, разом ощутив одно и то же – жестокий удар под дых. Живот скрутило, едкая волна обожгла горло, бросило в дрожь, которой никак не унять. Бухта была пуста.

…Яхта… не может быть… она исчезла…

Они что-то, запинаясь, бормотали, моргали и щурились, словно надеялись таким образом исправить картинку. Это всего лишь плохой сон, достаточно прокрутить обратно пленку с событиями этой ночи, а потом запустить снова – и правильный порядок вещей восстановится. Они должны были выйти, увидеть на прежнем месте свой надежный «Ясон» и весело спуститься на берег. Но реальность безжалостно настаивала на своем. «Ясон» исчез. Они долго всматривались в бухту, отыскивая глазами затонувшее судно или хотя бы торчащую над водой у скал верхушку мачты. И ничего не видели. То есть жизнь продолжалась, шелестел прибой, чайки торопливо рылись клювами в песке, все было в порядке. «Ясон» – их корабль, их дом, воплощение их свободы – просто-напросто стерли, будто подчистили помарку, убрали ошибку. Этого не могло быть, они не в силах были принять это. Ошарашенные, они замолчали, и каждый прокручивал в голове ужасающие последствия исчезновения яхты: у них больше нет ни дома, ни еды, ни одежды, они не могут покинуть остров или с кем-нибудь связаться. Они угодили в настолько нелепое, настолько ни с чем не сообразное положение, что даже возмущаться были неспособны. Людовику просто-напросто никогда и на мгновение не приходило в голову, что он может остаться без крыши над головой, без еды. Когда по телевизору шла передача о жалком существовании африканцев или азиатов, он подавлял смутные угрызения совести, убеждая себя, что у этих людей, конечно же, не такие потребности, как у него самого, что они привыкли довольствоваться малым. Иногда он посылал чек в ЮНИСЕФ, но вообще все это его не очень трогало.

Луизе во время походов в горы нередко приходилось, насквозь промокшей, ночевать под открытым небом, спать вполглаза. Случалось даже из-за плохой подготовки к походу по три дня подряд делить на четверых порции, которые полагались бы каждому. Ей довелось испытать на себе, насколько слаб и хрупок человек, оставшийся наедине с природой, вдали от своих опор и ориентиров. Но всерьез ее жизни ничто не угрожало, и лишения всегда быстро заканчивались. Ну живот сводило от голода, под глазами залегали круги – и только. Вскоре они спускались в долину и, стоя под душем или расправляясь со стейком, запоздало поеживались, а потом можно было весело обо всем этом вспоминать вместе с товарищами по связке. Но такие истории хоть как-то подготовили ее к непредвиденным ситуациям. То ли интуитивно, то ли благодаря опыту она умела отделять необходимое от лишнего, отличать настоящую опасность от того, что всего лишь пугает. Чтобы стать хорошей альпинисткой, ей пришлось научиться пересматривать цель, если менялись обстоятельства, решать, учитывая состояние группы, сводку погоды и природные условия, повернуть обратно или двигаться дальше. Так что она первой вышла из столбняка.

– Только бы шлюпка оказалась на месте! Пойдем посмотрим. «Ясон» был на полпути между косой и скалами напротив. Может, он там и затонул.

– Но тогда над водой торчала бы мачта!

Людовик, как мог, сражался против очевидности. Он, всегда оптимистично настроенный и ко всему готовый, почувствовал себя никчемным. Все было бессмысленно.

– Мачта могла сломаться. Здесь глубина не больше семи или восьми метров, мы могли бы что-то найти – еду, инструменты. Там есть спутниковый телефон в непромокаемом чехле. Надо, по крайней мере, попытаться. Шевелись же, не стой столбом!