Книга Деньги на ветер - Эдриан Маккинти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ох, compañero, неужели у тебя все поддельное? Прикидываешься? Это где ж тебя научили так разговаривать? В кино? По телевизору? У тебя под этим кожаным чехлом хоть что-нибудь настоящее осталось? Сдвигаю на пистолете предохранитель, сталь удовлетворенно клацает.
Он, шаркая подошвами, проходит еще несколько шагов.
— Ну же, брат, — говорит он, оборачивается, далее все происходит быстро: я не успеваю заметить и пропускаю неожиданный удар. Да какой!
Он прыгает и обеими ногами бьет меня в живот.
Вышибает из меня дух, пистолет отлетает в сторону. Мы оба валимся на лед. Он падает на меня, сокрушая бедрами мою грудную клетку.
Подо мной во льду образуется трещина, появляется вода.
Он всем телом перекатывается на меня, руки у него по-прежнему сцеплены наручниками за спиной, но он пытается вцепиться зубами мне в лицо, впивается в маску у меня на подбородке. От него разит выпивкой и страхом.
Сжимаю кулак и первым же ударом, кажется, ломаю ему нос. Следующий приходится в левый глаз. Решающим доводом оказывается удар коленом в пах. Он складывается пополам, я отталкиваю от себя эту корчащуюся от боли гору нагой плоти.
Встаю на ноги, поднимаю пистолет, втягиваю в легкие кислород.
Опасливо разглядываю у себя под ногами трещину во льду. Не двигаясь, пережидаю несколько ударов сердца. Трещина не расширяется.
— Господи! — выдыхает он.
Самое время воззвать к Господу. Это действительно было нечто.
Мы оба вполне могли уйти под лед. Молоток в рюкзачке потянул бы меня на дно, а течение, наверно, унесло бы под нетронутый лед. Если б сердце не остановилось от ужаса, лед пришлось бы ломать. Не удалось бы проломить — конец. Черт, даже если бы и удалось, без посторонней помощи из воды не выбраться. Через полчаса — смерть от переохлаждения. Святая Мария, Матерь Божья, это было бы слишком хорошо. Уже только ради этого стоило бы жить. Чтобы надо мной так замечательно, кармически пошутили и воздали мне моей же монетой.
Да.
Выходит, ты круче, чем кажешься, дружище. Будь я по-настоящему хорошим человеком, стоило бы тебя отпустить.
Еще несколько частых глубоких вздохов. Меня по-прежнему раздирают стремления драпать и драться, но я обретаю равновесие.
Потревоженные вороны у меня за спиной перестают каркать и рассаживаются по веткам.
Он хватает ртом воздух, у губ пузырится кровь.
После пережитого напряжения нам обоим надо еще минуту передохнуть. Он встречает мой взгляд, смотрит на пистолет и, как краб, боком подается назад, в сторону берега. Скованные наручниками кисти скользят по сухому льду, ноги волочатся за телом.
Кли-кли! — кричит какая-то птица. Облака. Снежинки. Кли-кли!
Подхожу к нему.
— Нет, — говорит он.
Задница у него пристала ко льду. Он отрывает ее и снова отползает крабом. Выглядит это так трогательно, что мне становится не по себе. Я целюсь ему в живот.
— Нет, — повторяет он шепотом. — Не-е-е-ет!
Его выдох — призрачен и исчезает, как все призраки. В красных глазах с расширенными, как после дозы кокаина, зрачками — отчаяние.
Подхожу к нему со спины и ставлю на ноги. На коже, человеческой коже, заметны места соприкосновения со льдом.
Отвратительно, но теперь уже недалеко.
— Послушай меня, дружище, я тебя богачом сделаю. Я тебе денег дам. Много денег. Миллионы. Ты понимаешь? Миллионы долларов. По-английски говоришь? Ты понимаешь по-английски, чтоб тебя?..
Понимаю. Английский у меня был профилирующим.
— Надеюсь, понимаешь меня. Если нет, можешь совершить ошибку. Она тебе весь остаток жизни испортит. У меня есть люди, меня найдут, и тогда не хотелось бы мне оказаться на твоем месте.
Уж лучше быть на моем месте, чем вообще без места на этом свете.
— Ты просто не знаешь, с кем связался. Понятия не имеешь.
Что дальше? Скажешь, что у тебя связи? Что сам ты занимаешь высокое положение? Твои перемещения отслеживаются беспилотниками ЦРУ?
Еще несколько шагов: один, два, три, четыре…
Так, теперь вполне достаточно.
Делаю ему понятный в любой стране знак остановиться и жестом велю лечь.
Он отрицательно качает головой. Приставляю дуло пистолета к его груди, к сердцу.
Не повинуется.
Захожу со спины и бью ногой по левой икре. Колени у него подгибаются, я толкаю, и он валится лицом на лед. Тело обмякает. Он силится прийти в себя.
Убираю пистолет в карман, достаю ключ от наручников, открываю замок на одном запястье, отскакиваю на безопасное расстояние, снова достаю пистолет и жду. Сначала он не может поверить, что руки свободны, потом поднимается на ноги и начинает растирать затекшие кисти.
Наведя на него пистолет, кладу перед собой рюкзачок, расстегиваю молнию. Вынимаю молоток и, подтолкнув, пускаю к нему по льду.
Он с удивлением разглядывает зловещий стальной пятикилограммовый инструмент с кленовой рукояткой.
— Это еще зачем? — спрашивает он.
Указываю на лед.
Сначала на лице недоумение, потом он догадывается:
— Хочешь, чтобы я продолбил лед?
Киваю.
Он берет молоток в руки.
Сердце у меня начинает бешено колотиться. Опасный момент. Если он попробует провернуть свой номер, мне — конец.
Может получиться милая кармическая концовка.
У него в руках грозное оружие, он силен, зол, руки его свободны.
Все козыри у него, кроме одного.
Нет информации.
Он не знает, что пистолет не заряжен.
На мгновение он замирает, глядя мне в лицо, но, видя только маску, улыбается и стискивает в руке кленовую рукоятку. От его улыбки меня пробирает дрожь.
Выглядит он, как Брэд Питт на вечеринке, как скандинавский бог Тор во время Рагнарёка, последней гибельной битвы богов: молот, лед, окровавленное лицо, светлые кудри.
Поднимаю «смит-вессон» двумя руками. Целюсь в него совершенно бесполезным пистолетом.
— А если не стану? — говорит он.
Киваю, как бы советуя: «А ты попробуй».
— Ну ты полный псих, — бормочет он. Негодующе качает головой. — Да какой ты мужик?
Да никакой.
«Смит-вессон». Молоток. Голубые глаза. Зеленые глаза.
— Ну и черт с ним, — говорит он и яростно всаживает молоток в лед. От первого же удара образуется трещина. От второго появляется дыра размером с футбольный мяч. От третьего она становится с большой блин, в ней плавают осколки льда, которые я легко смогу выбрать.