Книга Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан

Взаимные положения парусных судов или флотов по отношению к направлению ветра всегда являлись важнейшими тактическими вопросами и составляли, может быть, главную заботу моряков того времени. На первый взгляд может показаться, что так как вопрос о положении относительно ветра совершенно безразличен для парохода, то в современных условиях нельзя найти аналогии с указанным положением, и уроки истории в этом отношении не имеют значения. Но более тщательное обсуждение характерных черт наветренного[3] и подветренного положений, имеющее в виду сущность дела, а не детали его, покажет, что это ошибка. Отличительная черта наветренного положения состоит в том, что занимавший его корабль или флот обладал возможностью, по желанию, отказаться от сражения или дать его, что, в свою очередь, позволило им занять наступательное положение при выборе метода атаки. Это преимущество сопровождалось и некоторыми невыгодами, как то: неправильность боевой линии, подверженность атакующего продольному или анфиладному огню противника и необходимость для него пожертвовать огнем части или даже всех своих орудий при сближении с этим противником.

Подветренный корабль или флот не мог атаковать противника; если такой корабль или флот не желал ретироваться, то ему приходилось переходить к обороне и принимать сражение на условиях неприятеля. Эта невыгода вознаграждалась сравнительной легкостью сохранения боевой линии и непрерывностью артиллерийского огня, отвечать на который неприятель в течение некоторого времени лишался возможности.

Исторически эти благоприятные и неблагоприятные черты имеют свои аналогии в оборонительных и наступательных операциях всех веков. Наступление предполагает известный риск и невыгоды, на которые идут, чтобы настигнуть и уничтожить неприятеля; оборона, пока она остается таковою, отказывается от риска наступления, держится за тщательно выбранные позиции и пользуется положением, в которое ставит себя нападающий. Эти радикальные различия между наветренным и подветренным положениями так ясно просвечивали всегда сквозь облако сопровождавших их второстепенных деталей, что первое положение обыкновенно избиралось англичанами, потому что они руководствовались настойчивой и твердой политикой нападать на неприятеля и уничтожать его; французы же искали подветренного положения, потому что, поступая так, они обыкновенно могли с помощью артиллерии ослабить неприятеля при приближении его и, таким образом, избежать решительного столкновения и спасти свои суда. Французы, за редкими исключениями, подчиняли действия флота другим военным соображениям, жалели затраченных на него денег и поэтому старались «экономить» его, занимая оборонительное положение и ограничивая действия флота отражением атак. Подветренное положение, при искусном пользовании им, неизменно оказывалось замечательно приспособленным для этой цели, до тех пор, пока неприятель обнаруживал более мужества, чем расчетливости; но когда Родней выказал намерение воспользоваться преимуществом наветренного положения не только для атаки, но и для сосредоточения своих кораблей против части неприятельской линии, то его осторожный противник де Гишен (de Guichen) изменил свою тактику. В первом из трех сражений французы занимали подветренное положение; но, поняв цель Роднея, он стал маневрировать, пытаясь выйти на ветер, – не для того, чтобы атаковать неприятеля, а затем, чтобы не принимать сражения иначе, как при условиях, намеченных им самим. Способность флота предпринять наступление или отказаться от сражения зависит теперь уже не от положения его относительно ветра, а от превосходства его в скорости; это превосходство, в свою очередь, не опирается только на скорость отдельных кораблей, а зависит и от тактического единообразия их действий. Таким образом более быстроходные корабли имеют возможность занять наветренное положение.

Не тщетно поэтому, как думают многие, полагать, что в истории парусных судов, так же как в истории галер, можно найти полезные уроки. Обе категории судов имеют черты сходства с современными судами; но они все же отличаются от них настолько существенно, что невозможно приписывать их опыту и образу действий значение тактических прецедентов, которым следует подражать. Но прецедент отличается от принципа и имеет меньшую ценность, чем последний. Первый может быть ошибочным с самого начала или может потерять свое значение при перемене обстоятельств; последний коренится в самой природе вещей, и как бы ни были различны его приложения при перемене обстоятельств, он остается тем стандартом, которого надо держаться для достижения успеха. Война имеет такие принципы; их существование раскрывается изучением прошлого, которое доказывает неизменность их от века до века в истории успехов и неудач. Условия и виды оружия меняются; но для того, чтобы преодолевать одни и успешно управлять другими, нужно с почтением относиться к постоянным наставлениям истории в области тактики на поле сражения и в той, более широкой области военных операций, которая называется «стратегией».

И именно в этих, более широких операциях, которые охватывают целый театр войны и в морском конфликте могут распространиться на большую часть земного шара, уроки истории имеют более очевидное и постоянное значение, потому что условия остаются здесь более постоянными. Театр войны может быть более или менее обширным, трудности, которые он представляет, – более или менее очевидными, сражающиеся армии – более или менее многочисленными, проведение необходимых маневров – более или менее легким, но эти различия суть различия в масштабе или в степени, а не в сущности дела. По мере того как дикость уступает место цивилизации, развиваются средства сообщения, через реки перебрасываются мосты, увеличиваются продовольственные ресурсы, военные операции облегчаются, ускоряются и делаются более обширными; но принципы войны, с которыми они должны сообразоваться, остаются неизменными. Когда передвижение пешком сменилось переброской войск в повозках, когда эта последняя в свою очередь сменилась железнодорожными перевозками, – масштаб расстояний увеличился, или, если хотите, масштаб времени уменьшился; но принципы, которые определяли пункт, где армии надлежало собраться; пункт неприятельских позиций, который следовало атаковать; необходимость защиты коммуникации и т. п. – не изменились. Так же и на море переход от галеры робко пробиравшейся из порта в порт к парусному судну, смело пускавшемуся в плавание на край света, а от него к современному паровому судну, увеличил район и быстроту морских операций, не вызвав необходимости в изменении принципов, ими управлявших. И вышецитированная речь Гермократа, произнесенная двадцать три столетия назад, выражала правильный стратегический план, который в своих принципах также приложим к делу теперь, как был приложим тогда. Прежде чем враждебные армии и флоты приходят в соприкосновение (контакт), – слово, которое, быть может лучше чем всякое другое, указывает грань между тактикой и стратегией, – необходимо еще решить большое число вопросов, обнимающих весь план операций на всем театре войны. Между ними находятся: определение настоящей функции флота и истинного объекта его действий; пункт или пункты, где он должен быть сосредоточен, учреждение складов угля и продовольствия; обеспечение сообщении между этими складами и отечественной базой; определение военного значения борьбы против торговли, как решительной или второстепенной операции войны; выбор системы, с помощью которой уничтожение торговли противника может быть достигнуто (действия отдельных крейсеров или удержание большими силами какого-либо жизненно важного пункта, через который должно проходить судоходство неприятеля). Все это – стратегические вопросы, и по поводу каждого из них история может сказать многое.