Книга Сильнее жизни - Виктория Щабельник

— Из дома ребенка, где ты жила до трехлетнего возраста. Потом детей либо отдают родственникам, либо помещают в детский дом. Так ты попала к нам.

— Значит, у меня не было родственников? Я действительно сирота? — не знаю, что я испытала в тот момент — облегчение? Грусть? Или все вместе? Значит, меня никто не бросал и все мои подозрения просто надуманы?

— Не совсем, — возразила Галина Петровна, — дом ребенка, откуда тебя привезли — тюремные ясли. До трех лет ты жила там, рядом со своей матерью. Заключенной.

Это было не легко — услышать такое. Более того, мне вдруг захотелось повернуть сегодняшний день вспять, и мигом оказаться в безопасности своей квартирки, забыв о том, что мне пришлось только что узнать. Вот уж воистину — не буди лихо…

— Вы знаете, как звали мою мать? Настоящую? — внезапно охрипшим голосом спросила я.

— Нет, — Галина Петровна опустила глаза, — но мне известно имя твоей родной сестры. Если тебе это нужно…

— Нужно! — твердо ответила я.

Раз уж так сложилось, и мне пришлось узнать даже больше того, что ожидала… Что же, придется взять себя в руки и идти до конца. И если у меня есть сестра, значит, я ее найду. Но почему у меня такое чувство, словно меня дергают за ниточки, заставляя двигаться вперед?

Звонок разорвал тишину комнаты, заставив сидевшего мужчину слегка поморщиться. Он ни с кем не хотел говорить, но звонивший был чересчур настойчив, а значит, дело не терпело отлагательств.

— Что? — грубо рявкнул он в трубку.

— Девушка была у бывшей директрисы.

— Что ей стало известно?

— Почти все, — последовал ответ.

— Вы знаете, что нужно делать, — мужчина бросил трубку, и задумался. Все произошло намного раньше, чем он планировал, значит, придется кое-что изменить. Он лишь надеялся, что спешка не помешает уничтожить все нити, ведущие к нему.

II

Отбросив то и дело гложущие меня сомнения, я позвонила в дверь. Минута, две… За дверью было тихо. Возможно, сегодня не тот день, когда я встречу сестру. Решив уйти, я на всякий случай снова поднесла руку к звонку, но меня остановил щелчок замка. Дверь резко отворилась и в проеме показалась заспанное лицо недовольной девицы.

— Что надо? — мрачно меня оглядев, буркнула она

— Вы Лариса? Лариса Булычева? — я постаралась выглядеть как можно более милой, чтобы хозяйке не пришло в голову тут же захлопнуть передо мной дверь.

— Допустим. И что?

— Дело в том, что, по-видимому, я ваша сестра, — от неловкости я потупилась.

— Сестра, — без выражения повторила Лариса, и снова бросив на меня взгляд, от которого захотелось срочно куда-нибудь деться, сказала, — ну, заходи, раз сестра.

Оставив дверь открытой, она скрылась в темноте коридора, видимо предоставив мне возможность решать самой — нужно ли мне это.

Решив, что нужно, я вошла, невольно поразившись роскошным убранством квартиры. Посреди всего этого я вдруг почувствовала себя неуютно.

— Присаживайся, — Лариса кивком указала на кресло и налила себе мартини. Сделав несколько глотков, она довольно улыбнулась и обратилась ко мне уже совсем другим тоном.

— Меня зовут Регина, — вспомнив, что забыла представиться, поспешила исправить эту оплошность.

— Я знала — рано или поздно нам придется встретиться. Только не думала, что ты найдешь меня сама.

— Я бы сделала это раньше, если бы знала о вас.

— Перестань, — скривилась Лариса, — хватит мне выкать. В конце концов, мы же сестры.

Она хохотнула, и снова отхлебнула из бокала.

— Возможно это какая-то ошибка, — я замялась, — мне назвала ваше… твое имя бывшая директриса детского дома.

— А, эта зануда, — Лариса, усмехнувшись, заняла кресло напротив, — странно, что она вообще тебя не выгнала.

— Она так и сделала, но потом передумала, — пояснила я, не вдаваясь в детали.

Кто тот человек, кому звонила Галина Петровна? Зачем ей потребовалось разрешение сказать мне правду? Неужели кому-то действительно важно, чтобы я узнала все? И откуда приходят эти глупые мысли, словно в моей жизнь есть тайна. И усыновление лишь малая часть того, что мне предстояло узнать.

— Не сомневайся, мы сестры, — уверено заявила Лариса, — выпить хочешь?

— Нет, спасибо, я не пью.

— Зря, — встав, девушка прошествовала к окну, и резко задернула штору, — так лучше!

На ее лице со следами бурной ночи читалось облегчение. Я невольно залюбовалась ею. Не знаю, были ли мы с Ларисой похожи, но если и были, то слишком отдаленно. Ее темные, почти черного цвета волосы, даже пребывая в беспорядке, выглядели роскошно, слегка прищуренные ярко голубые глаза были большими и выразительными. Точеная фигура, как у модели имела все шансы вызвать у меня комплекс неполноценности, но в этот момент меня заботило кое-что другое.

— Ты помнишь нашу маму? — нерешительно спросила я.

— Наконец-то решилась, — съехидничала сестра, — помню немного.

— Какой она была?

— Красивой, — пристально глядя на меня ответила Лариса, — ты на нее совсем не похожа.

Чего было больше в ее голосе? Разочарования или удовлетворения? Думаю, и того и другого. Я понимала, что вряд ли являюсь эталоном красоты, но до сих пор не чувствовала этого настолько остро.

— Не дуйся. — Лариса подошла и села рядом, — я же не сказала, что ты уродина. Возможно, ты похожа на отца, хотя не могу гарантировать — я его не знала.

— Значит, мы сводные сестры?

— Именно.

— Но как получилось, что я родилась в тюрьма? Где наша мать? Что с ней?

— Боюсь, тут я ничем не могу тебе помочь, — призналась Лариса, — в то время я была еще ребенком и плохо понимала, что происходит. Мне ничего неизвестно о том, что с ней произошло, и где она сейчас.

Лариса замолчала на несколько минут, словно пытаясь успокоиться, хотя ее лицо ничем не выражало волнения.

— Расскажи о себе, — попросила она.

— Как ты, наверное, знаешь, меня удочерили. Я плохо помню свою приемную мать — она умерла, когда я была еще ребенком. Разбилась на машине. Меня воспитывала тетя Вера, ее родная сестра. Обычное детство, потом школа, институт. Сейчас работаю в одной фирме…

— Ясно, — прервала меня Лариса, — скукота смертельная! Значит, как только тебе стало известно, что ты приемыш, решила найти своих родных?

— Мне хотелось знать, что я не одна, — призналась я.

— Значит, боишься одиночества? — подколола Лариса.

— Я никогда раньше не была одна, — мне захотелось плакать, но я поборола в себе этот порыв, стараясь не смотреть на сестру.