Книга Белая ель - Вера Камша

– Тетка. – Роскошный жеребец со злыми глазами дернулся и всхрапнул, всадник с легкостью его удержал, только камни на золотой цепи сверкнули. Дорогие камни, может, даже рубины. – А живешь ты с кем?

– С отцом, – нехотя признала Барбола, так как питейные подвиги Гашпара Чекеи превратили его в притчу во языцех. – Здесь, недалече.

– Недалече? – Черная с сединой бровь дернулась кверху. – Тут же лес кругом.

– А мы и живем в лесу, чай не гици, – вздернула подбородок девушка, чувствуя, как румянец заливает щеки. Что на нее все мужики пялятся, будь хоть седые деды, хоть сопливые мальчишки, Барболка привыкла, но отрешенный взгляд незнакомца завораживал и бесил.

– Что ж, красавица, – красивые губы раздвинула улыбка, по всему видать, нечастая, – давай сговариваться. Мы тебя до Яблонь подвезем, а ты нам споешь.

Барболка как стояла, так и обмерла. Въехать в Яблони на одном коне с проезжим витязем было ну никак нельзя.

– Так что скажешь, красавица? – Кони нетерпеливо переступали с ноги на ногу, звякали удила, на щеке гици был шрам, а глаза у него были черными. – Не бойся, не обидим.

– А я и не боюсь, – соврала Барболка, пытаясь поймать ускользающий взгляд, – я ж дома.

Ферек был статным и сильным, у него были кожаные башмаки и шапка с пером. И еще он был ревнивым, а мать его, как и положено мельничихе, с нечистым зналась. Она «приблуду» и так на чем свет костерит, да и тетка озлится. Гици приехал и уехал, а ей здесь жить.

Барболка тряхнула головой и выпалила:

– А везите, что-то устала я. С вас – кони, с меня – песня.

2

Лес сменился виноградниками, виноградники – садами, и показались Яблони. Как быстро! Барболка и заметить не успела, как они доехали. Нужно было прощаться, пока ее не заметили, хотя шила в мешке не утаишь. Кто-то их наверняка видел, а вот девушка не видела никого. Только рыжую конскую голову с двумя чуткими ушами да бегущую впереди дорогу.

На господаря Барболка решила не смотреть, зачем смотреть, если ей до смерти любоваться на Ферека? И потом, она и так все запомнила – шапку с орлиным пером, шрам на щеке, густые усы, темные глаза под сведенными бровями. Кто он? Куда едет? Неужто это сам Матяш Медвежьи Плечи? Только какие ж они медвежьи? Молчаливый господарь больше на волка смахивает. Или на орла.

Впереди, в зелени садов, замаячила церковь. Теперь точно приехали.

– Где тебя ссадить, красавица?

Где? Не все ли равно, жизнь ее так и так пропащая.

– Да здесь и станьте, я сойду.

Сойти ей не дали. Витязь в синем доломане соскочил с коня и бережно снял ее с седла. Дай ему волю, еще б и поцеловал, но Барболка умела так глянуть, что руки опускались у самых нахальных ухажеров. До сельчан девушке дела не было, все равно болтать станут и мельничихе донесут, но как бы господарь не решил, что с ней всякий закрутить может.

– Спасибо, красавица. – Улыбается? Наверное, но смотреть она не будет. – Вот, возьми на сережки.

Кошель был большим, шитым золотом и тяжелым. Страшно подумать, сколько в нем было серебра. Только бросил его не господарь, а тот юнец, что с ней заговорил у обочины. Барболка мотнула головой:

– Вы меня везли, я вам пела. В расчете мы.

Кошелек снова взмыл в воздух. Вместе с ним взмыла новая шаль, мониста, красная юбка, шитый шелками полушубок. Парень растерялся, но тяжелый мешочек все же ухватил, а господарь даже не пошевелился в своем седле. И смотрел он не на нее, а на церковь. Зачем ему смотреть? У него небось по красотке в каждом замке, и все в кожаных сапожках.

– Прощевайте, господа хорошие, – голос Барболки зазвенел, – доброй дороги вам.

– Постой. – Лицо со шрамом оставалось все таким же каменным. – Скажи, как тебя зовут и который год тебе?

– Отец с теткой Барболкой кличут, – буркнула девушка, – а лет после Золотой Ночки семнадцать будет.

– Ну а я Пал Карои, – витязь зачем-то тронул саблю, – новый управитель Сакаци. Золота тебе не надо, так возьми мое слово. Если что, приходи. Помогу, чем смогу.

– Благодарствую, – сердце девушки подскочило к самому горлу, а на щеках расцвели маки, – только не надо мне ничего.

– Не загадывай, красавица, – Пал Карои улыбнулся, но как-то невесело, – жизнь, она сегодня добрая, а завтра – нет. Счастья тебе всем сердцем желаю, а в Сакаци тебя всегда примут. Хоть с отцом, хоть с мужем, хоть одну.

3

Последний всадник исчез за церковкой, и тут Барболка поняла, что стоит посреди улицы, а на нее все смотрят. Ну и кошки с ними! Девушка поправила волосы и пошла вперед, прямо на двух судачащих кумушек. Прятаться глупо, чем больше прячешься, тем больше болтают.

– Барболка, – запела толстая Катока, – и где ж ты господаря подцепила?

– На дороге, – Барболка то ли улыбнулась, то ли оскалилась, – подвез он меня от Лисьего ручья.

– И то сказать, – встряла тетушка Маргит, – чего ножки-то бить. Ну и как он?

– Что как? – Барболка постаралась пошире раскрыть глаза. – Господарь и господарь. В Сакаци ехал.

– И чего хотел? – ноздри Катоки раздувались, словно принюхиваясь к жареной колбасе.

– Песен хотел, – девушке вдруг стало смешно, – ну я ему и пела всю дорогу.

– Оно так, – глаза Маргит стали сладкими и тухлыми, как сливовая падалка, – певунья ты знатная. Только что на мельнице скажут?

– А то их дело, – пожала плечиками Барболка, – уж и спеть добрым людям нельзя?

– А кто говорит, что нельзя? – откуда взялась мельничиха, Барболка не поняла. – Ты, дочка, пой, пока поется. Добрым людям на радость.

Магна Надь назвала ее дочкой? Девушка, не веря собственным ушам, уставилась на будущую свекровь, а та разулыбалась не хуже Маргит.

– Пойдем, дочка. Дела у нас. А вам тут счастливо оставаться.

Барболка пошла, чувствуя, что увязает в гнилых сливах все глубже и глубже. Ее не ругали, наоборот, но от этого было еще хуже. Мельничиха затащила ее в лавку к кривому Петё и принялась выбирать сукно. Девушка стояла, не зная, что сказать. Больше всего хотелось выскочить на улицу и припуститься бегом из ставших вдруг склизкими Яблонь, но куда ей бежать? К отцу на пасеку?

– Тебе нужно красное, – пыхтела Магна, выговаривавшая сыну за алую ленту в косе невесты, – красная юбка, шитая золотом. И сапожки тоже красные. И монисто. И эту синюю с ягодами тоже возьмем…

– Матушка, – выдавила из себя Барболка, – не надо… Меда в этом году неизвестно сколько будет.

– Забудь, – бросила мельничиха, роясь в коробке с гребнями, – ты – невеста Ферека. Нельзя тебе в обносках ходить.

– Благодарствую, – Барболка поймала на себе взгляд Петё и чуть не запустила в лавочника его же горшком, – не надо… Дорого ж.