Книга Хозяин урмана (сборник) - Дмитрий Федотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федя Маслов, виртуоз диафрагмы и мастер видоискателя, а попросту — ведущий оператор и фотограф редакции, аккуратно повесил на плечики свой стильный кожаный пиджак и спрятал его в шкаф. Впрочем, все звали Маслова не иначе как Дон Теодор, за болезненное пристрастие к изысканности и утонченности буквально во всем — и в быту, и в работе. Мне же Федор напоминал знаменитого Кристобаля Хунту из романа Стругацких — такой же лощеный, подтянутый и чуть надменный в обращении, будь то ответственный за выпуск или сам главный редактор.
— А вас, Дмитрий, кажется, можно поздравить?
— С чем же?
— Вы с сегодняшнего дня причастны к великой тайне!
— Неужели?!
— Именно! Вы из большинства, что следует истории, превратились в одного из вершителей ее.
Дон Теодор принял позу римского сенатора и с пафосом продолжал:
— Я не оговорился. Именно мы, газетчики, делаем историю! Не зря нас называют четвертой властью. Это мы повергаем кумиров и возводим на пьедестал! Это мы вершим революции и предвидим будущее! Это мы…
— …трепачи и пустомели, которых давно надо выгнать на поля — пахать и сеять! — звонко и весело раздалось в комнате.
Мы втроем дружно повернулись на голос, заранее улыбаясь, потому что к нам пришло «солнышко». Светлана Геннадьевна Полонская, редактор отдела, была обаятельнейшей женщиной. О ее возрасте в редакции ходили легенды, но никто точно не знал в действительности, сколько ей лет. Мне лично было все равно, потому что я всегда твердо придерживался мнения: женщине столько лет, насколько она выглядит. Светлана же выглядела изумительно: невысокая, с фигуркой гимнастки и при этом с полноразмерным набором женских прелестей. Короткая стрижка и ясный взгляд фисташковых глаз из-под огненно-рыжей челки довершали образ веселого и доброго Солнышка. И самое главное, Светлана такой и была!
Федор, как всегда, смешался при ее появлении и принялся с озабоченным видом копаться в своем столе. А Женя, тоже как всегда, замер с полуоткрытым ртом, забыв, что хотел сказать.
— Здравствуй, Светик, — улыбнулся я и придвинул ей стул. — Присаживайся, отметим мое вступление в ряды тайных агентов четвертой власти.
— О! Да тут целый день пировать можно, — оценила Светлана мою сервировку. — И когда же ты успел?
— Просто я пришел… пораньше.
— Ага, — она лукаво стрельнула теплым взглядом, — выполняем трудовое законодательство?
— Я подозревал, что он скрытый штрейкбрехер, — проворчал из своего угла Дон Теодор. — И я оказался прав!
— А вот и нет! Димочка пожертвовал личным временем, чтобы угостить нас замечательным завтраком, — тоном мудрой воспитательницы осадила его Светлана и взяла самый толстый бутерброд. — А тебе, Феденька, следовало бы брать с Димочки пример.
Дон Теодор густо покраснел — то ли от смущения, то ли от обиды — и извлек из своей тумбочки банку клубничного джема. Молча подошел к столику и водрузил банку в самый центр, предварительно сняв крышку. Так же молча он вернулся на место и продолжил копаться в столе.
— Клубничный джем — моя слабость, — заявил вдруг вышедший из ступора Перестукин и присоединился к нам со своей чашкой.
Но попировать всласть мы не успели. У Светланы на столе запиликал телефон, и она вынуждена была прервать трапезу.
— Это тебя, — выслушав, она протянула мне трубку. — Шеф.
Я поспешно вскочил. Шеф, то есть мой непосредственный начальник, заведующий отделом новостей Григорий Ефимович Разумовский, он же Колобок, был человеком быстрым и скорым на выводы. Людей Григорий Ефимович оценивал исключительно по их способности реагировать на «внешние раздражители», как он выражался. У него самого эта скорость была близка к световой. Что совсем не вязалось с его комплекцией, за которую он и получил свое забавное прозвище. Шеф действительно не ходил и не бегал, он катался. Точнее, перемещался на своих коротких ножках настолько стремительно, что частенько не вписывался в крутые повороты редакционных помещений, заставленных столами и шкафами, и порой бывал причиной местных катаклизмов, обрушивая полки с разложенными бумагами и сметая со столов рукописи и корректуры.
— Слушаю, Григорий Ефимович, — схватил я трубку.
— Где вас носит, Котов? — сварливо осведомился Колобок. — Вам что, особое приглашение нужно? Я же сказал вам в пятницу: чтобы с утра были у меня в кабинете!
— Елы-палы! — только и смог сказать я и выскочил из комнаты.
Разумовский действительно в пятницу, подписывая мое заявление, буркнул что-то типа «жду вас в понедельник», но я счел фразу чисто фигуральной.
— Вот что, Дмитрий Алексеевич, — сказал он, изучая мою смущенную физиономию, — я понимаю, что в медицине крайне важно все тщательно обдумывать и взвешивать, и торопливость зачастую может выйти боком не только пациенту, но у нас здесь — отдел новостей. А новость, она только тогда новость, когда свежая, с пылу с жару, прямиком с места своего рождения. И в этом случае скорость реакции на нее репортера имеет огромное значение!
— Совершенно с вами согласен, — поддакнул я, чтобы не выглядеть уж полным идиотом.
— Очень хорошо. Но с другой стороны, случаются события, требующие тщательной проверки, перепроверки, наконец более детального изучения, прежде чем о них следует сообщать читателю. Но и здесь мы не должны пускать на самотек! Поэтому от расторопности и скорости мышления изучающего материал журналиста зависит, насколько быстро и во всей полноте событие будет донесено до потребителя.
— Весьма тонкое наблюдение, — ляпнул я и тут же прикусил язык.
Колобок несколько секунд пристально вглядывался мне в глаза, затем, видимо, решив, что я сказал от чистого сердца, неожиданно продолжил:
— Поручаю вам первое задание. Надеюсь, вы уже слышали об ограблении в краеведческом музее?
— Да, — соврал я не моргнув глазом.
— Очень хорошо. Так вот, это как раз тот самый случай, когда одного факта мало. «Ну, ограбление, ну, музея — и что?» — скажет наш придирчивый читатель. И будет прав! Ограбление — это не новость, это не пища для ума. Интерес представляют обстоятельства дела, участники события, мнения разных сторон.
Колобок сделал многозначительную паузу.
— Да-да, конечно, — поспешно отреагировал я, надеясь, что правильно.
— Вот вы и займитесь этим, — заключил шеф.
— То есть как?
— Буквально. Разберитесь: кто, каким образом, с какой целью… Не мне же вас учить!
Разумовский снова пристально уставился на меня, словно взвешивая мои кондиции, и я, сделав решительное лицо, поспешил ретироваться из начальственного кабинета.
Вернувшись в редакцию, я налил себе полную чашку уже остывшего чая и залпом выпил. Потом в три приема сжевал бутерброд и снова наполнил чашку. В комнате присутствовал лишь Дон Теодор и наблюдал за моими действиями с видимым интересом. Когда я принялся за второй бутерброд, Федя глубокомысленно изрек: