Книга Программист жизни - Надежда и Николай Зорины

Измучившись, я нажал на стрелку «назад», где на фото была Полина в шляпе, такая забавная. Отдохнул взглядом и снова вернулся к Стасу. Увеличил, чтобы рассмотреть в подробностях его лицо, затем уменьшил, чтобы увидеть его как бы со стороны, посмотреть, так сказать, объективным взглядом. Но ничего не изменилось. Это мой брат, без сомнения. Мой брат, погибший в возрасте восемнадцати лет. Которому здесь, на фотографии, забитой в память чужого телефона, тридцать.

– Почему ты не ложишься?

Я вздрогнул от Полининого голоса и судорожно прикрыл монитор двумя руками. И обругал себя идиотом.

– Скоро лягу. А ты почему проснулась? – Я повернулся к ней – лицо у нее было совершенно не заспанное. Неужели она о чем-то догадалась?

– Не знаю. Просто проснулась и почувствовала: что-то случилось.

– Ничего не случилось, – я постарался сказать это легким, беззаботным тоном, но вышло сердито и напряженно – Полина мне не поверила.

– Рассказывай! – потребовала она.

Ну как я мог ей это рассказать? Моя жена жила в счастливой уверенности, что ее муж – абсолютно нормальный человек. А теперь получается, что она заблуждалась. Да и я заблуждался на свой счет. Но дело, конечно, было не в этом.

Полина обняла меня сзади за шею, прикоснулась губами к затылку и так замерла. Не поворачиваясь, я погладил ее по руке – голой, теплой, невыносимо любимой руке – и чуть не разрыдался. Она поняла и обняла крепче, успокаивая, жалея, переполняясь состраданием.

– Рассказывай, – мягко-мягко повторила она, не отрывая губ от моего затылка – от этого слова звучали чуть-чуть шепеляво. – Я же знаю, что что-то произошло.

– Я тебя фотографировал, – начал я с не самого главного.

– Знаю. – Я почувствовал, что она улыбнулась. – Неужели ты думал, что я ничего не чувствовала?

– Прости.

– Простила. – Полина вздохнула и чуть-чуть от меня отстранилась. – Так что же случилось?

– Ты же знаешь, у меня сегодня увели телефон, – начал я опять не с самого главного – с самого главного никак не получалось начать.

– Ну да… И что?

– Борис одолжил мне свой старый. А там…

Я замолчал, не представляя, как все это рассказать. Совершенно ведь дикая история получается.

– У меня был брат, – предпринял я новую попытку и опять замолчал.

– Я помню, ты рассказывал, – каким-то осторожным и немного удивленным голосом – ведь эта тема в нашей семье табу – проговорила Полина. И добавила еще осторожней: – Младший брат Стас, года на четыре тебя моложе.

– Да. Он погиб в восемнадцатилетнем возрасте, и вот…

Я не знал, как продолжить. Голос сел, слова просто отказывались выговариваться. Полина тоже молчала, не зная, как мне помочь. Я откашлялся, но это не помогло.

– В общем, сегодня, – сиплым голосом сказал я, – в телефоне Бориса обнаружилась фотография моего брата. И на этой фотографии Стасу тридцать лет.

Полина так долго ничего не говорила, что я подумал: она не услышала или не поняла, что я ей сказал. Потом расцепила руки – все это время она меня обнимала – и вышла на кухню. Я услышал, как хлопнули дверцы шкафа, что-то звякнуло, с чмокающим звуком открылся и закрылся холодильник. Через пару минут Полина вернулась в комнату, неся на подносе коньяк, две стопки и очищенный, нарезанный кружочками банан на тарелке.

Мы молча выпили. И почти сразу мне стало легче. Хотя от банана в качестве закуски слегка замутило.

– Я так понимаю, – заговорила Полина, – возможность фотошопа ты проверил.

– Проверил.

– Но… может, на фотографии не он?

– Он.

– Тогда… – начала Полина и замолчала. Я понял, о чем она подумала. Полина шла по тому же пути, что и я, – перебирала все те же варианты. Впрочем, никакого другого пути тут и быть не могло. И никаких других вариантов. Если, конечно, не считать четвертого: я просто сошел с ума.

– Это невозможно, – я вздохнул и налил себе еще коньяку. – Ты будешь?

– Нет, спасибо.

– Стас погиб на моих глазах. Ошибка исключена.

Я покрутил в руке стопку, осторожно поставил на поднос, стараясь, чтобы она не звякнула. Но она все же звякнула, задев бутылку. И вся картина гибели брата вдруг опять высветилась у меня в голове, совсем как тогда, много лет назад в нашей с братом общей комнате.

– Колокола, – сказал я опять неестественно сиплым голосом, – этот набат черных колоколов преследовал меня несколько лет. Я долго старался забыть… но они все звучали и звучали. Невыносимо! Он слушал «Black Sabbath». Знаешь, у них есть такая одноименная композиция «Черный шабаш». Вот она и звучала тогда. Стас перед выходом перетащил на плеер папку с моей музыкой. Он раньше никогда не слышал «Black Sabbath». И тут не успел дослушать.

Я снова, уже специально, стукнул стопкой о край бутылки, послушал звон – он так долго не стихал, будто не только стопка, но и бутылка была из хрусталя.

– Все случилось недалеко от нашего дома. Было ужасно жарко. Мы решили купить мороженого. Я встал в очередь, а Стас отошел в тенек под клен. Не знаю, что его на дорогу понесло. И в какой момент он туда дернул. Буквально минуты за две до этого я оглянулся – он спокойно стоял, слушал плеер. Он тогда вообще с ним не расставался. Меня просто бесила эта его привычка: ей-богу, жить как с глухим. Я хотел у него что-то спросить, но понял, что он меня не услышит, и отвернулся. А тут как раз моя очередь подошла.

Я посмотрел на Полину. Она сидела в кресле, обхватив колени руками. На лице была такая скорбь, что я не выдержал, отвел глаза. Мне казалось, что она меня видит. Мне часто так кажется!

– Этот дьявольский скрежет, этот истерический визг тормозов тоже долго меня преследовал. И стук, и… Все побежали к дороге: и люди из очереди у киоска с мороженым, и прохожие, и продавцы ларьков. Я тоже побежал, уже зная, что там мой брат.

Я сказал, что Стас погиб на моих глазах, но это не совсем так. Я не видел момента, когда его сбила машина. Хотя… ведь он не сразу умер. Еще минут десять или больше был жив. Все время, пока звучал этот чертов «Черный шабаш».

Стас лежал на дороге. Один наушник выпал – из него-то и слышна была музыка. А я никак не мог сообразить, как выключается плеер. И водитель, который его сбил, тоже почему-то не мог. Он все время был тут, ужасно суетился, ужасно мешал. Пожилой, уже почти старик, совершенно седой. Он не виноват был, его потом полностью оправдали. Но тут ужасно мешал. Я пытался нащупать пульс, но из-за музыки не получалось – плеер был прикреплен к футболке на груди Стаса и сам создавал свой ложный музыкальный пульс. Наконец водитель догадался просто снять с него плеер, и пульс я нащупал. Но слабый, неровный. А когда приехала «Скорая», его и совсем не стало.

Я замолчал. Полина сидела все с тем же выражением на лице, словно меня видела. Я налил себе коньяку, выпил, поставил стопку, специально стукнув о бутылку, вслушиваясь в «свои» колокола. Теперь, после того как я все рассказал Полине, мне не хотелось больше их в себе заглушать. Пусть звучат. Может, что-нибудь и расскажут. Я так мало знаю о двух последних годах жизни брата…