Книга Самый желанный - Селеста Брэдли

А потом, когда Софи уже начинала надеяться, что все так и будет продолжаться, он вдруг терял покой, в нем появлялось непонятное возбуждение и словно бы жажда перемен. Разумеется, Софи никоим образом не выказывала разочарования, что он ее покидает. Даже самый слабый намек на слишком сильную привязанность мог прогнать его навсегда. Да никакой привязанности и не было. Во всяком случае, серьезной. Да и какая привязанность, если он для нее явно недосягаем? Кто она такая? Женщина, явившаяся сюда под выдуманным предлогом? Покинув Эктон практически посреди ночи и взяв с собой деньги, посланные леди Тессой согласно завещанию Пикеринга, Софи знала только одно – она умрет, если останется в Эктоне еще хотя бы на час.

Она просто никто. Слишком непривлекательная, чтобы на ней жениться, и слишком необразованная, чтобы найти работу. Лишь идиотка способна увлечься мужчиной, который никогда ей не достанется, а Софи не была идиоткой. Заурядная, небогатая «Софи – кол проглотила» знала, что эти дни в Лондоне – украденная радость, что сны заканчиваются пробуждением и что некоторым девушкам лучше вовсе не видеть снов. А потому она взглянула на Грэма с шутливым неудовольствием:

– Значит, вы снова отправляетесь к этой вашей слюнявой любовнице?

«Отлично. Тон получился абсолютно безразличный».

– Вы не должны говорить о таких вещах, – с насмешливым упреком ответил Грэм. – Более того, леди Лила Кристи почти никогда не пускает слюни, разве что в сугубо интимной обстановке.

Глаза Софи сузились. Леди Лила Кристи, светская львица, по слухам, была настоящей волшебницей в области чувственности и эротики. Поразительная красавица, она недавно овдовела, но тут же вышла замуж за единственного человека в Лондоне, чье состояние позволяло содержать столь расточительную жену. Она покорила мужа настолько, что он был готов закрывать глаза на ее внебрачные похождения. Совсем не знать о них он не мог, ибо каждый шаг Лилы – а теперь и Грэма как ее нынешнего возлюбленного – отмечался и ежедневно отражался в печатных сводках этого вездесущего сплетника «Голоса высшего света».

Каждый вечер Софи клялась себе, что ни за что не станет читать этот подлый желтый листок, и каждый день хватала его раньше, чем он оказывался на чайном столике Тессы.

Безвкусный и вздорный бульварный листок не стоил того, чтобы тратить на него время, но для Софи он был единственным способом участвовать в жизни Грэма вне стен ее дома. О, конечно, она могла посещать те же балы и вечера – как кузину новой маркизы Брукхейвен ее бы, разумеется, стерпели, – и временами Софи поддавалась соблазну или следовала распоряжению Тессы, когда та с запозданием наконец вспоминала о своих обязанностях по отношению к подопечной. Но ведь Софи, как и полагается юной и непременно невинной девушке, появившейся в обществе в свой первый (и последний! Боже, как же она может вернуться теперь в Эктон?) сезон, была абсолютно незнакома с иной жизнью этого города, с другой его стороной – игорными домами, распутными девицами и всем тем, чем занимался Грэм в те часы, когда не был с нею.

Софи оставалось лишь ждать, пока он устанет от этого вихря удовольствий, поддерживать уют и порядок в своей гостиной и при возможности наслаждаться драгоценными вечерами в его обществе. Тогда Грэм развалится в кресле у камина, будет поддразнивать ее, смешить рассказами о своих обросших шерстью братьях, об их страсти к охоте. А может быть, станет рассеянно, но умело наигрывать на пианино, не замечая, как тает от музыки ее сердце.

Он курил табак, который Софи покупала на деньги, предназначенные для покупки книг, и пил ее бренди. Бренди девушка похитила из дома кузины Дирдре, пока та и маркиз Брукхейвен совершали свадебное путешествие.

Конечно, кто-нибудь мог заявить, что молодой леди неприлично без присмотра проводить столько времени в обществе такого известного шалопая, как лорд Грэм Кавендиш. На это Софи могла бы ответить (разумеется, если бы собеседником была женщина – будь это мужчина, Софи наверняка застыла бы от ужаса, а потом уронила что-нибудь хрупкое на пол), что Грэм – кузен леди Тессы и практически член семьи, а значит, подобные предположения смешны и говорящий должен стыдиться их высказывать.

Эта продолжительная речь была тщательно отрепетирована, но, к несчастью, никому и в голову не приходило озаботиться добродетелью долговязой и невзрачной девицы, не имеющей иных видов на будущее, кроме как стать ученой старой девой. Таким образом, Софи так и не выпало шанса произнести оправдание вслух. В конце концов, ей ведь нечего терять, никакого реального будущего у нее нет, да и Грэм, который ничего не принимал всерьез, включая, слава богу, и Лилу, тоже ничем не рисковал. Так что их тайная дружба никому не приносила вреда и доставляла удовольствие обоим. Этот единственный короткий сезон Софи намеревалась провести так, как пожелает, а желала она посещать музеи и библиотеки. И проводить время с Грэмом.

Положение могло быть иным, если бы она действительно собиралась искать себе мужа или если бы Грэм вдруг задумал жениться и обрести наследника. К счастью, у него не было в этом особой необходимости, ведь его браться планировали размножаться обильно и успешно, вот только убьют последнего слона, добудут еще одного носорога, пристрелят еще одного тигра. В общем, для перемен не было никаких причин.

Оставив Софи, которой было положено рано ложиться спать, лорд Грэм Кавендиш, посвистывая, направился к Иден-Хаусу, лондонской резиденции герцога Иденкорта. Почтенное и древнее имя Иденкорта было прославлено в веках, а городское поместье обширно и очень красиво, но несколько последних поколений не сумели сохранить в достаточной мере ни хороший вкус, ни сдержанность. Теперь же имя Иденкортов ассоциировалось с разнузданным поведением и предрасположенностью к гибели либо от спиртного, либо от огнестрельных ран, а иногда от того и другого сразу.

Сам дом никогда не менялся, разве что требовалось разместить еще один несчастный трофей на уже плотно завешанных стенах. Грэм давно перестал замечать убогое состояние дома и потертую меблировку, которая могла считаться элегантной несколько поколений назад, а сейчас сильно пострадала от грубого обращения нынешних обитателей.

Мраморные полы истерлись так, что отполировать их не было никакой возможности, глубокие царапины на темных деревянных панелях и отделке стен свидетельствовали о самом дурном обращении. Ковры истончились от грубых башмаков, а из диванов торчали пружины, потому что мужланы, которые годами валялись на них, не давали себе труда сесть как положено.

Грэм, привычный к этому зрелищу, приходил и уходил, и лишь старался не встретиться с братьями. Сегодня, если он успеет переодеться достаточно быстро, то уже через час окажется за игральным столом. Тем не менее он по привычке остановился у входа и долго прислушивался.

Громкого смеха не было. Не чувствовалось табачной вони. Пол не дрожал от топота ног и ударов катающихся по нему сцепившихся тел, крушащих остатки мебели. Дом был абсолютно пуст, за исключением остатков домашнего персонала, еще прислуживающего своим хозяевам. Отлично, семейство отсутствует. Слава богу.

Дворецкий отца взял у Грэма шляпу и перчатки.